Каждый занял своё место. В кабине было тесно и душно. Хныкала Селена. Лилит, не слишком любившая детей, едва скрывала раздражение. Ким взял Селену на руки, показал ей светящиеся иероглифы, и девочка сразу успокоилась. Даниэль максимально сосредоточился на системе управления Громадиной, готовясь в долгий путь. Вдруг в кабину заглянула Линн и немного смущённо спросила:

– Ким, ты не обижаешься, что я тебя шовинистом обозвала?

– Нет, Линн. Отойди чуть от машины, сейчас отправляемся.

– Одну секундочку. Я что-то хотела сказать Лилит. Послушай, Лил, я чувствую чью-то смерть. Мою, скорей всего. Наверно, я просто сумасшедшая, но я это очень ясно чувствую. Возьми моё колечко на память, если что. Тебе подойдёт, у тебя пальцы тонкие, как у меня.

– Да ты чего, Линн! – воскликнула Лилит. – Тебе точно лучше с нами ехать!

– Нет, Лил. Мне ведь не стоит жить – у меня душевное расстройство, и я, наверно, никогда не поправлюсь. Вам без меня спокойней будет. Катя, сестричка, вот серёжки мои, возьми. На память. Нет, не уговаривайте ехать с вами, а то у меня начнётся паническая атака. Дани, прости, что я пару недель назад обозвала тебя лысым козлом. Ты ведь уже не сердишься?

– Линн, ну что ты…

Линн быстро вынула из ушей серёжки и один из пирсингов, и сунула в руку оторопевшей Екатерине.

– Постой! Подожди!!! – крикнули одновременно все, сидящие в кабине.

Но Линн уже скрылась позади машины. У всех испортилось настроение, всем стало не по себе. Посидели молча, невольно поёживаясь. Затем Даниэль активизировал иероглиф начала движения.

Глава 23

Громоздкому горнопроходческому комбайну, каким являлась Громадина, невозможно было спуститься с третьего уровня сразу на четвёртый из-за узости туннелей и хлипкой коррзоированной лестницы. Громадина застряла бы там. Удобный широкий спуск, будто специально предназначенный для такой машины, начинался с первого уровня, широкой спиралью спускался на второй и, минуя третий, вёл прямо на четвёртый уровень. Поэтому Бежавшим предстояло сначала подняться на второй, самый опасный уровень лабиринта, пройти по нему до спирального спуска и только после этого начать спуск на четвёртый уровень. И там, в веками непосещаемом глухо углу четвёртго уровня их ждали ворота на заветный пятый уровень туннелей.

По приблизительным прикидкам путь до спуска был километров пятнадцать. Поскольку свет в лабиринте только-только зажёгся, этот марш-бросок планировали успеть за световой день.

Долго шли по хорошо известным туннелям. Затем начался подъём, который Громадина на своей электромагнитной подушке одолела без труда. Дальше началась опасная территория, где столкновение с неприятелем всего вероятнее. Охотники на людей, не имея громоздкой машины, могли спуститься со второго уровня сразу на третий по хлипкой коррозированной лесенке. Все надеялись разминуться с ними, если они уже вышли. Но пока путь лежал в сторону Главного коридора. По нему предстояло двигаться некоторое время до поворота в достаточно широкий боковой туннель, по которому можно добраться до заветного спуска. Пешие шли быстро, стараясь не отстать от машины, беззвучно скользящей по воздуху в полуметре от пола. Все очень надеялись, что сам вид движущейся Громадины испугает каннибалов, и они отступят. Но уверенности в этом не было. Линн старательно прислушивалась., но не слышала боевых кличей и боя барабанов.

Видя, что пешие начали отставать, Ким предложил сделать короткий привал и первым делом вышел проверить, всё ли в порядке с Линн. Девушка спокойно болтала с Билли, обсуждая какое-то давнее скандально-знаменитое убийство одним металл-музыкантом другого. Над её головой завис плазмоид Прозак.

– Линн, – прервал их беседу Ким. – Давай пустим Прозака вперёд, чтоб предупреждал об опасности. В случае чего, стреляйте с Тамму из-за прикрытия машины. Остальные тоже сразу отсупайте за Громадину: она перегородит большую часть туннеля, и дикарям придётся протискиваться по одному. А нам будет легче с ними управиться.

Екатерина расстелила сплетённый ею коврик, чтобы дать Селене чуть поползать, прежде, чем вновь водворять её обратно в тесноту кабины. Из-за меньшей гравитации Селена раньше положенного не только научилась сидеть, но даже вставала на ножки.

– Она быстро растёт, – заметил Антонио, присаживаясь рядом с Екатериной. – Красавица, совсем, как её мама.

– Да ладно тебе, Антонио. Эта красавица последнее время всю душу вымотала: не спит нормально, орёт, капризничает.

– Может, болит у неё что-то. Ты её Мэг показывала?

– Да, Мэг говорит, у неё зубки начинают резаться. Только рано что-то.

– Зубки – это хорошо, – Антонио взял Селену на руки, подбросил, и девочка засмеялась. – Ей бы погремушки, кубики! Кашку манную ей надо, пюре из разных фруктов. Да взять негде. Поскорее бы отсюда выбраться в нормальный мир!

– Ты думаешь, у нас есть хоть какой-то шанс? – спросила Екатерина.

– Не может всё быть так плохо и так долго.

– Ты оптимист. А что ты будешь делать, если вернёшься? Поедешь в Гарвард доучиваться?

– Да. Выучусь на юриста, порадую родителей. Они сейчас, конечно, с ума сходят, – Антонио помрачнел. – Небось, давно уже поиски меня организовали по всему миру. Папаша, конечно, кучу денег отвалил криминалистам и сыщикам.

– Мои меня тоже ищут, – опечалилась Екатерина. – Только денег у них нет на криминалистов и сыщиков. У них и на врачей-то хороших не хватает.

– Когда мы отсюда выберемся, я сделаю тебе предложение, – неожиданно сказал Антонио. – Согласишься?

– Ну-у…

– Я Селену удочерю и перевезу вас к себе в Колумбию. Но, сначала поживём в Штатах, пока я не окончу Гарвард. И родителей твоих туда перевезём.

– Всё шутишь, Антонио, – усмехнулась Екатерина.

– Вовсе нет!! Думаешь, Колумбия – это дыра в джунглях? У родителей там такой дворец – любой миллиардер позавидует! Папаша сказал, и мне такой же отгрохает, когда я женюсь. У нас на каждого из семьи своя яхта на реке, личный вертолёт и личный самолёт. Взлётные полосы через собственный лес тянутся. Твоих родителей отправим лечится в самую лучшую клинику мира. А какая свадьба у нас будет! Представь только: ты в шикарном белом платье от Гуччи, полно гостей, свадебный самолёт готов лететь на Канары, на Багамы – куда захочешь. Селена в беленьком платьице, как ангелок! Мои родители тебя полюбят. И Селену тоже – они мечтают о внучатах, я им скажу, что она моя родная дочь. Она будет на меня похожа, если на солнышке как следует позагорает.

Антонио, старательно вспоминая слова, перешёл на ломанный русский язык:

– Йа тибья очен-очен лиублиу! Ти самайа обалденнайа дивушка в мире! Вот!

– Где это ты научился? – засмеялась Катя.

– Тамму научил. Но у меня, наверно, ещё плохо получается? Я начал учить твой язык. И обязательно выучу. А то