– Темнишь, Аркадий Федорович. Дело твое. Чем смогу – помогу, не сомневайся. Но не бесплатно. Такая нынче жесть.

Поселок Усть-Омчуг. Горный мастер, механик и заместитель в одном лице Петруша Никишов, ставший теперь Петром Семеновичем, мотается по всем трем участкам на стареньких «жигулях» с утра и до позднего вечера, поправляя процесс, дотошно записывает в свой пухлый ежедневник каждую мелочь, будь то порванный шланг или размочаленный сальник. И только старожилы, работавшие на участке Игумен в восьмидесятых годах, называют его дружески Петруша. Таких осталось семь человек, на них опирался раньше Цукан, поощряя зарплатой. Теперь их въедливые замечания выслушивает председатель артели «Игумен» Иван Малявин, хлебнувший по горло, как он любит сам повторять, в первый год своего председательства. Он и представить не мог, какая прорва вопросов возникает в артели на трех участках, где трудится без малого девяносто человек, а объем оборотных средств более ста миллионов.

– А начинал я с двадцати тысяч, которые скопил за сезоны, – искренне удивляется Цукан, когда вспоминает суматошное лето девяностого года. Вспоминает заслуженного горного инженера Назарова, который рулил прииском Омчак лет пятнадцать с жесткой последовательностью. – На него обижались, мол, грубый, жестокий. Оно и понятно, всем не угодишь. Но это был настоящий колымчанин, жаль, что ты, Ванюха, его не застал. Однажды на общем собрании партхозактива секретарь райкома Аристархов зачитал жалобу. Представляешь, Назаров, требуя выдачи спецодежды рабочим, применил нецензурную брань, назвал начальника райснаба гандоном штопаным. В зале начался такой смех, что пришлось прервать собрание. После этого главного снабженца прозвали – Штопаный.

В начале девяностых назначили командовать прииском молодого выдвиженца Порейского. Рассказывали, что он в первый день прикрепил на двери кабинета огромную вывеску со своим ФИО и режимом приема посетителей. Потом заставил конторских соблюдать «дресс-код» в одежде и бывать на всех совещаниях, которые он проводил утром и вечером. А еще он обзавелся огромным черным джипом… Неразбериха и воровство, словно гангрена, поползли по прииску, производственным цехам, автобазе. Добыча золота рухнула в тартарары, а вместе с ней и зарплаты. Вскоре ее вообще перестали платить. Закрылись участки Игумен, Дальний.

Приисковые рабочие как-то по осени ввалились гурьбой в наш старательский кунг, приспособленный под контору. Встали вдоль стен, а несколько человек сгрудились у входа. Вперед выдвинулся механик Потапов с одутловатым от долгого пьянства лицом. Похлопывая от волнения верхонками по штанине, он сходу вбивает мне о бегстве директора Порейского и пропаже главбуха.

– Аркадий Федорыч, возьми на артельный баланс наш прииск?

– А не ты ли, Потапов, продал два новых КамАЗа?

– Так мне директор приказал. Продай КамАЗы, и будет сразу зарплата. Потом спрашиваю, где же зарплата, а этот козел отвечает, всё на налоги потратили. Вот продашь экскаватор, тогда выдам…

Я рабочим тогда отказал: техника старая, часть в «калашном» ряду вдоль забора. Но позже их жены перехватили меня у магазина. И пошел стон и вой: угля нет, электричество с перебоями, встанет котельная и тогда поселку хана. Семьи бомжуют, мужики пьют горькую. Спаси, ради Христа, Федорыч. Не выдержал я, согласился, ругая себя самого.

Пригласил лучших. Поговорили. Заставил каждого подписать договор, тыкая носом в пункт, что при нарушении трудовой дисциплины, употреблении спиртных напитков – сразу увольнение без сохранения заработка.

– Ты прямо деспот, Аркадий Федорович! – попытался елозить один из рабочих.

– Свободен, – тут же жестко ставлю его на место. – Лентяйства и пьянства не потерплю. Кто в себе не уверен, лучше не пробуйте.

– Тут без жесткости нельзя… – Цукан смотрит на сына, прикидывая в очередной раз, что не умеет парень рыкнуть, голосом надавить, как и положено вожаку стаи.

В тот суматошный год он до поздней ночи засиживался, просматривая приисковые документы. Вместе с Никишовым разбирал складские остатки, актировал технику. Оказалось, что все не так страшно, как казалось сначала. После смерти Назарова сменилось два директора, но не смогли разорить до конца богатейший прииск с производственной базой полного цикла. Кому-то старые насосы, запорная арматура, бухты с кабелем могли показаться неликвидами, а он тут же начал дергать знакомых энергетиков, дорожников, и пошло-поехало, закрутился бартер.

Из двух разбитых бульдозеров восстановили один. Когда Иваньковский машину опробовал, погонял под нагрузкой, Цукан тут же выписал слесарям и токарю премиальные. Полное отсутствии планового снабжения, кажется, ложись и помирай. Запчастей нет. А слесаря, смотришь, решают такие головоломные задачи, вытачивая на токарно-винторезном станке запасные части, сваривая их, создавая новые по лекалам, где газовым резаком, где-то на наждаке, что и авторемонтной мастерской не под силу.

Добиться тех объемов по золоту, что давал прииск раньше, не удалось. Но после всех выплат в остатке образовалась небольшая прибыль, что посчитали настоящим достижением. В конце промывочного сезона, как-то совсем неожиданно, пригласили Цукана в администрацию района. Фрол Сергеевич Аристархов, сменивший должность первого секретаря райкома на должность председателя Думы, встретил прямо у парадного входа вместе со своей челядью. Пожимая двумя руками ладонь Цукану и клоня к плечу лысую голову, при всех, словно на собрании, стал восклицать: «Ты же поселок нам спас, дорогой Аркадий Федорович! Котельную спас, без нее не выжить зимой. Мы на тебя представление в наградной отдел отправили».

Цукану стало зябко до мурашек, будто холодная капля прокатилась по спине меж лопаток. Он стоял истуканом и старательно улыбался в ответ.

Когда поднялись на второй этаж в кабинет главы района, с обновленными портретами президентской «шоблы» вдоль стены, Аристархов тут же полез в настенный шкафчик, посверкивая лукавым глазом, похвалился, что ему друзья коньячок молдавский задарили. Чокнулись, выпили привычно махом по полстакана, как выпивали обычно водку.

– Мы так старались! Но эти… в областной администрации завернули наградные документы. Порекомендовали выдать грамоту. Прими. Уверяю, я этого так не оставлю, – кипятился бывший секретарь райкома. – Я до главы области дойду. Ты на меня обиды не держи…

– Какие обиды, Фрол Сергеич. Мы-то ладно, молодежь жалко. Баб, которые сутками без света сидят с детьми малыми. Энергетики взбесились, чуть неуплата – обрезают провода. А у иных зарплата за полгода не выплачена. Да ты сам всё знаешь…

Погоревали о былом, Знамя переходящее вспомнили, которое вручили участку Игумен.

– А помнишь, как взрывник Трехов, по кличке Динамит, стребовал ящик пива? Он снова у меня в артели…

Теперь-то награждение кажется Цукану красивым и правильным, и почему-то неоцененным тогда, во времена перестройки. Они сидят в задумчивости. И не Знамя, а горе-горькое вьется над их оскудевшим столом, на нем ни балычка, ни колбаски, а только черствый хлеб, как встарь.

Поселок Тенька. Осень

В распадках и на сопках лежит так и не