– Не бей его! – закричала Речел. – Луис, не бей моего отца.

– Но ведь тебе нравится бить стариков? – сорвавшись завопилИрвин Голдмен. Он усмехался окровавленным ртом. – Понравилось бить старика? Яне удивлен, ты – вонючий выродок. Ты меня ничуть не удивил.

Луис повернулся, и Голдмен ударил его по шее. Это был неуклюжийудар, больше похожий на пощечину, но Луис не стал защищаться. Боль оказаласьтакой сильной, что следующие два часа он не мог глотать. Голова его качнуласьназад, и он упал на одно колено.

«Это еще только цветочки, – подумал он. – Что говорила Кассандра?Хей-хо, то ли еще будет!» – ему показалось, что он хочет засмеяться, но смехане получилось. Луис смог извлечь из своего горла только один звук – тихий стон.

Речел снова закричала.

Ирвин Голдмен, с губ которого капала кровь, подошел кстоявшему на коленях зятю и пнул Луиса по почкам. Боль согнула Луиса. Емупришлось выбросить вперед руки, чтобы на упасть на живот.

– И дерешься ты плохо! Даже со стариком справиться неможешь, сынок! – хрипло кричал Голдмен. Он снова пнул Луиса, не так уж сильно,в тот раз достав до левой ягодицы Луиса носком своего черного ботинка. Луисвзвыл от боли и в этот раз рухнул на ковер. Голова Луиса со стуком ударилась обпол. Луис прикусил язык.

– Вот так! – закричал Голдмен. – Первый раз с тех пор, какты стал мельтешить вокруг моей дочери, я дал тебе пинка, ублюдок! А вот еще! –он снова пнул Луиса в зад, в этот раз по другой ягодице. Ирвин плакал и смеялсяот радости. Только сейчас Луис заметил, что тесть не брит – знак траура. К нимпоспешил владелец похоронного бюро. Речел, вырвавшись из объятий миссисГолдмен, тоже бросилась к ним, что-то крича.

Луис неуклюже повернулся на бок и сел. Его тесть пнул Луисаснова, но Луис поймал ботинок Ирвина обеими руками, крепко сжал его, словноудачно пойманный мяч, а потом рванул, как можно резче.

Взревев, Голдмен полетел на спину, размахивая руками,безуспешно пытаясь восстановить равновесие. Он упал на вместилище останковГаджа, сделанное в Огайо, на гроб, который стоил не так уж дешево.

«Оз – Веикий и Ушшасный пал на гроб моего сына», – судивлением подумал Луис. Гроб с ужасным грохотом упал с козел: сперва левая егочасть, потом правая. Замки лопнули. Крики и вопли собравшихся перекрыли плачГолдмена, который, после всего, сыграл самую незавидную роль. Гроб открылся иостанки Гаджа, подскочив, рассыпались. Луис почувствовал тошноту… Гроб лежал набоку – теперь дно стало его боковой стенкой. Так же легко он мог упасть и по–другому… Замки еще раз щелкнули, но не закрылись. Луис увидел что-то серое..,краешек костюма, в который они запихали остатки Гаджа, чтобы похоронить.Розовые куски мяса. Может, это рука Гаджа?

Сидя на полу, Луис закрыл руками лицо и заплакал. Он потерялвсякий интерес к своему тестю.., к ракетам «MX».., к постоянному противостояниюприверженцев и противников снятия швов.., ко всему на свете. В этот момент ЛуисКрид захотел умереть. И неожиданно, сверхъестественный образ возник у него вголове: Гадж, нацепивший уши Микки Мауса; Гадж, смеющийся и трясущий рукамирядом с огромным большим Гуфи на Главной Улице в Диснейленде. Луис увидел егосовершенно отчетливо.

Одна из подставок гроба опрокинулась, другая накренилась.Лежа среди цветов, Голдмен плакал. Вода текла на пол из перевернутых ваз.Цветы, ломаные и искалеченные, придавали этой сцене некую строгость.

Кричала Речел.

Луис никак не реагировал на ее крики. Образ Гаджа,нацепившего уши Микки Мауса, растаял, но перед тем, как он исчез, Луис услышалголос, объявивший, что тело будет предано земле завтра. Луис сидел, спрятавлицо в ладонях, не желая, чтобы его кто-то видел.., чтобы кто-то видел егокраснеющее от слез лицо, его горе, его вину, его боль, его стыд, а самоеглавное, его трусливое желание умереть.

Владелец похоронного бюро и Дора Голдмен вывели Речел. Онавсе еще кричала. Позже, в другой комнате (одной из тех, что на всякий случайЛуис зарезервировал специально для тех, кто не сможет перебороть свое горе –«Гостиная для Истеричек», может, и так) она остановилась в полном молчании.Луис, ошеломленный, но еще в своем уме, успокаивал ее там, после того, какнастоял, чтоб их оставили одних.

* * *

Дома он отвел Речел в спальню, уложил в кровать и сделал ейвторой укол. Потом он натянул ей одеяло до подбородка и стал изучать еебледное, словно вылепленное из воска лицо.

– Речел, мне жаль, что так получилось, – сказал он. – Хотелбы я, чтоб этого не произошло.

– Да ладно, – ответила она странным, мягким голосом, а потомповернулась на бок, отвернулась от него.

Он почувствовал, что с его губ готов сорваться вопрос: «Стобой все в порядке?» Но Луис загнал его назад. Неправильный вопрос. Не хотелон об этом знать.

– Насколько тебе плохо? – наконец спросил он.

– Совсем плохо, Луис, – ответила она, а потом издала звук,который можно было расценить как смех. – Мне ужасно плохо.

Надо было расспросить поподробнее, но Луис не смог.Неожиданно он почувствовал, что обижен на нее, на Стива Мастертона, на МиссиДандридж и ее мужа с кадыком, напоминающим острие стрелы, на всех проклятыхгостей. Почему он вечно должен удовлетворять чьи-то потребности? Например,потребность в зрелищах… Какого черта!

Выключив свет, Луис вышел, подумав, что должен заглянуть ксвоей дочери.

Одним молниеносным движением он поднялся к ней.., заглянул вее комнату, полную теней, подумав, что она – Гадж… У Луиса появилось ощущение,что все происходящее – кошмар, похожий на сон с Пасковым, который провел Луисачерез лес. На мгновение измученный разум Луиса ухватился за эту мысль. Тенипомогли – в комнате единственным источником света был телевизор, который Джадперенес сюда несколько часов назад. Долгих-долгих часов.

Нет, это, конечно, не Гадж. Это была Элли, которая теперь нетолько сжимала в руках фотографию Гаджа, но и сидела на его стульчике. Онавзяла стульчик в комнате малыша и перенесла к себе. Это был маленький пляжныйстульчик с парусиновым сиденьем и парусиновой спинкой. По трафарету на спинкесиденья было написано «Гадж». Речел как-то купила четыре таких стула. Каждыйчлен семьи имел свой стул с именем, написанным на спинке.

Элли была слишком большая для стула Гаджа. Она едвауместилась на нем, и матерчатое дно опасно выгнулось. Элли прижимала к грудифотографию и смотрела в телевизор, где показывали какой-то кинофильм.

– Элли, – сказал Луис, выключая телевизор. – Пора спать.

Соскользнув со стула, Элли сложила его, явно намереваясьприхватить с собой в постель.