Гром прогрохотал снова — ближе и громче. В этот раз онанемного испугалась. Дождь испортит весь пикник, разгонит всех посетителей изЭттингер-Пиера, сорвет планы «Дочерей и сестер», из-за него могут даже отменитьконцерт.

«Не волнуйся, Рози, гром гремит только на картине, к тому жевсе это происходит во сне».

Но если она видит сон, каким образом тогда чувствуетподушку, придавившую ей руки? Как получается, что она до сих пор ощущаетсцепленные пальцы рук и легкое одеяло, лежащее на ней? И почему по-прежнемуслышит шум машин, проезжающих за окном ее комнаты?

Песня сверчков сливалась в единое непрерывное«тррр-тррр-тррр-тррр-тррр». Тихо плакал ребенок.

Неожиданно ее веки осветила изнутри яркая пурпурная вспышка,словно молния, и гром прогрохотал еще ближе.

Рози вскрикнула и села на кровати, слыша биение собственногосердца. Никаких молний. Никакого грома. Правда, ей показалось, что до неепо-прежнему доносится стрекот сверчков, да, но, возможно, это фокусывоображения. Она посмотрела на окно и увидела прислоненный к стене темныйпрямоугольник под ним. Картина. «Мареновая Роза». Завтра она свернет полотно,сунет его в сумку и заберет с собой на работу. Рода или Куртис навернякаподскажут адрес мастерской, где для картины изготовят новую раму.

И все же едва различимый стрекот сверчков не прекращался.

«Из парка», — решила она, укладываясь на подушку. «Призакрытом-то окне? — ехидно переспросила Практичность-Благоразумие. В ее тонеощущалось сомнение, но тревоги она не почувствовала. — Ты уверена, Рози?»

Разумеется, уверена. На носу лето, в конце концов, сверчкиразмножаются быстро, да, собственно, какая разница? Хорошо, пусть в картинедействительно есть что-то странное. Надо полагать, странности рождаются в еесобственном сознании, из которого упрямо не желают выметаться последниеотклонения, но допустим, что дело действительно в картине. Что теперь? Она неощущала в холсте ничего по-настоящему плохого.

«Но ведь, признайся, разве она не кажется тебе опасной,Рози? — В этот раз в голосе Практичности-Благоразумия она безошибочно уловилавзволнованные интонации. — Не будем говорить о злом или плохом, как ты этоназываешь. Сказки, разве не оставляет она впечатление опасности.»

Нет, на этот вопрос она не могла ответить отрицательно, но,с другой стороны, опасность подстерегает человека повсюду. Достаточно тольковспомнить, что произошло с экс-мужем Анны Стивенсон.

Однако она не хотела вспоминать, что случилось с ПитеромСлоуиком, не желала возвращаться в места, которые на терапевтических сеансахиногда называли Гилти-стрит, улица Вины. Лучше помечтает о предстоящей субботе,попробует представить, что испытает при поцелуе Билла. Интересно, он положитруки ей на плечи или обнимет за талию? Каков вкус его губ? Как он…

Голова Рози упала набок. Пророкотал гром. Хор сверчков запелеще сильнее, и одно насекомое вдруг запрыгало по комнате, приближаясь ккровати, но Рози его не заметила. В этот раз нить, соединяющая сознание стелом, оборвалась, и она погрузилась в темноту.

Ее разбудила вспышка света, в этот раз не пурпурная, аослепительно белая. Сразу за ней последовал гром — не рокот, а грохот.

Рози подпрыгнула на кровати, хватая ртом воздух, обеимируками прижимая одеяло к себе. В свете очередной вспышки она увидела кухонныйстол, шкафчик, маленький диван, на котором могли бы поместиться только двоевлюбленных, тесно прижавшихся друг к другу, открытую дверь в крошечную ваннуюкомнатку, сдвинутую в сторону полупрозрачную душевую занавеску с ромашками.Вспышка оказалась настолько яркой, а ее глаза — непривычными к ней, что втечение некоторого времени она продолжала видеть окружающие предметы и послетого, как комната опять погрузилась в темноту, только в противоположных тонах,как на негативе. Она поняла, что все еще различает детский плач, хотя сверчкиумолкли. И подул ветер. Рози не только слышала его, но и чувствовала. Оншевелил волосы у нее на висках, шелестел упавшими на пол страницами. Онаоставила текст нового романа на столе, и порыв ветра сбросил листы, разметав повсему полу.

«Это не сон», — подумала она, опуская ноги с кровати. Приэтом она бросила взгляд в сторону окна, и у нее перехватило дыхание. То ли окноисчезло, то ли вся стена превратилась в окно.

Что бы там ни произошло, открывшийся из окна вид теперь дажеотдаленно не напоминал Трентон-стрит или Брайант-парк; Рози увидела женщину вмареновом хитоне, стоящую на вершине заросшего густой высокой травой холма,смотрящую вниз на развалины храма. Но сейчас кайма короткого одеяния женщины,прибитая ветром к ее стройным длинным бедрам, трепетала под его порывами; Розиувидела, как развеваются, словно водоросли в сильном течении, выбившиеся изкосы светлые волосы, как по небу, толкаясь и обгоняя друг друга, мчатся пурпурно-черныегрозовые тучи. Теперь Рози заметила, как шевелится голова тощего пони,пасущегося совсем рядом.

И если это окно, то оно распахнуто. Она увидела, как понипросунул морду в ее комнату, обнюхал половицы, решил, что они не представляютникакого интереса, повернулся и снова принялся щипать траву на своей стороне.

Опять сверкнула молния, опять ударил гром. Опять по комнатепромчался порыв ветра, и до Рози донесся шелест страниц, кружащихся на полу вкухонной нише. Она поднялась с кровати и медленно подошла к картине, котораятеперь занимала всю стену от пола до потолка, от левого края до правого. Ветерприжал ночную рубашку к телу, подхватил волосы, и она почувствовала сладкийаромат приближающегося дождя.

«Скоро начнется, — подумала она. — И я промокну. Мы всепромокнем, я так полагаю».

«РОЗИ, ЧТО ТЫ СЕБЕ ДУМАЕШЬ? — вопилаПрактичность-Благоразумие. — РАДИ БОГА, ЧТО ТЫ ДЕ…»

Рози прихлопнула голос крышкой — в тот момент ей казалось,что она наслушалась его до конца своих дней, — и остановилась у самой стены,которая теперь стала и не стеной вовсе. Прямо перед ней, не далее чем в пятифутах, стояла светловолосая женщина в мареновом хитоне. Она не повернулась, ноРози видела слабые движения поднятой руки, видела, как вздымается и опадает вритм дыхания левая грудь женщины, едва заметная на картине. Рози сделалаглубокий вдох и шагнула в картину.

На той стороне оказалось по меньшей мере на десять градусовхолоднее, и высокая трава защекотала ее лодыжки и икры. На мгновение ейпоказалось, что она слышит отдаленный слабый плач ребенка, но затем он затих.Рози оглянулась, ожидая увидеть за спиной свою комнату, однако та тоже исчезла.В том месте, откуда она попала в новый мир, в землю вцепилось корнями староеоливковое дерево с искривленными ветвями. Под ним стоял мольберт художника, настульчике перед мольбертом лежала открытая коробка с палитрами, красками икистями.