— Я не собираюсь даже близко подходить к полиции, —скороговоркой заявила Рози. — Анна сказала, что мне совсем не обязательнообращаться к ним, и никто не может меня заставить. Вся полиция у него вдрузьях. Все полицейские — его братья. Они держатся друг за дружку, ониприкрывают Друг дружку, они…

— Успокойся, прошу тебя, — остановил он ее с легкой тревогойв голосе. — Все в порядке, ты только успокойся.

— Я не могу успокоиться! Ты не понимаешь, ты просто незнаешь! Потому-то я и позвонила тебе, потому-то и попросила держаться от меняподальше — ты не знаешь, какие они… какой он… как они все связаны однойверевочкой. Если я обращусь в полицию здесь, они сообщат в полицейскоеуправление там. И если кто-то из них… кто-то, кто сидел с ним в засаде в тричаса ночи, кто работает с ним, кто доверял ему свою жизнь… — Она думала оХарли, который не мог отвести взгляда от ее груди и всякий раз, когда онасадилась, проверял, в каком месте заканчивается ее платье.

— Рози, тебе совсем не обязательно…

— Обязательно! — закричала она с яростью, совсем ей несвойственной. — Если такому копу известно, как связаться с Норманом, онобязательно это сделает. Он передаст Норману, что я ходила в полицию ирассказала о нем. Если я раскрою им свой адрес, — а они обычно требуют адрес,когда ты подаешь официальное заявление, — он непременно сообщит его Норману.

— Я уверен, что ни один полицейский…

— Скажи, они когда-нибудь сидели у тебя дома за столом,играя в покер, или перед телевизором, комментируя «Дебби в Далласе»?

— Ну… нет. Нет, но…

— А я знаю, что это такое. Я слышала, о чем ониразговаривают между собой, и знаю, как они смотрят на остальной мир. Да, ониименно так относятся к нему: они и остальной мир. Даже самые лучшие из них. Мирделится на них… и отбросы. Вот так-то.

Он раскрыл рот, чтобы сказать что-то, но не нашел нужныхслов. Предположение о том, что Норману благодаря тайной телеграммекакого-нибудь приятеля-копа станет известен ее адрес на Трентон-стрит,прозвучало весьма убедительно, но не в этом заключалась главная причина,заставившая его промолчать. Выражение ее лица — вид женщины, невольно ушедшей сголовой в ненавистное, несчастное (и не очень далекое) прошлое — дало емупонять, что сейчас бессмысленны любые доводы. Она испытывает непреодолимыйстрах перед полицейскими вообще, вот в чем дело, а его жизненный опытдостаточно велик, чтобы знать: не все привидения можно одолеть примитивнойлогикой.

— Кроме того. Анна сказала, что мне не обязательнообращаться в полицию. Она объяснила, что если преступление совершил Норман, тоони должны первыми найти его, а не я.

Билл задумался над ее словами и пришел к выводу, что в нихесть определенный смысл.

— Что она собирается предпринять?

— Она уже принимает меры. Анна отправила факс какой-тотамошней женской группе — в том городе, из которого я приехала, — и сообщила ослучившемся здесь и своих подозрениях. Попросила предоставить, если возможно,всю имеющуюся информацию о Нормане. Через час ей прислали целую кипу сведений онем, включая фотографию.

Билл удивленно вскинул брови:

— Оперативно сработано, честное слово.

— Мой муж сейчас настоящий герой у себя дома, — мрачнопояснила она. — Пожалуй, за месяц ему ни разу не пришлось платить за выпивку.Он возглавлял группу, которая разоблачила большую преступную банду. Два или тридня подряд все газеты выходили с его портретом на первой полосе.

Билл присвистнул. Возможно, ее страх не столь параноидален, каккажется на первый взгляд.

— Женщина, получившая просьбу Анны, пошла еще дальше, —продолжала Рози.

— Она позвонила в полицейское управление и спросила, нельзяли ей поговорить с ним. Придумала историю о том, что ее группа хочет вручитьему свой почетный диплом.

Он на минутку задумался над услышанным, затем вдруграссмеялся. Рози чуть улыбнулась.

— Дежурный сержант покопался в компьютере и ответил, чтолейтенант Дэниэлс находится в отпуске. Где-то на западе, он не уточнил, гдеименно.

— Но он на самом деле может отдыхать там, — задумчивопроизнес Билл.

— Конечно. И если кто-то пострадает, то это произойдет помоей ви…

Он положил ей руки на плечи и повернул лицом к себе. Глазаее широко раскрылись, и Билл заметил в них остатки раболепного страха. Этиглаза ранили его сердце новым и странным образом. Он неожиданно вспомнилисторию, которую слышал в Центре американских евреев, когда до семилетнеговозраста посещал занятия религиозной школы. Историю о том, как во временапророков людей иногда забивали камнями до смерти. Тогда он подумал, что это,наверное, самая жестокая из всех изобретенных человеком форм смертной казни,гораздо хуже, чем расстрел или электрический стул, — такая форма смертнойказни, которой нет ни объяснения, ни оправдания. Теперь же, увидев, во чтопревратил Норман Дэниэлс эту прелестную женщину с хрупкими, нежными чертамилица, он засомневался в правоте детских умозаключений.

— Не говори, что ты виновата, — перебил он ее. — Не ты ведьсоздала Нормана.

Рози растерянно заморгала, как будто подобная мысль никогдараньше не приходила ей в голову.

— Я не пойму, каким образом ему вообще удалось разыскатьэтого парня Слоуика.

— Очень просто. Он стал мной.

Билл посмотрел на нее. Она кивнула.

— Звучит невероятно, но это так. Он способен перевоплощатьсяв других людей. Я видела, как он делает это. Наверное, именно так он распуталдело с бандой.

— Наитие? Интуиция?

— Больше. Скорее, похоже на телепатию. Он называет этоблеснением.

Билл покачал головой.

— Значит, речь идет об очень серьезном и странном парне,верно?

Его реплика до такой степени удивила ее, что она даже слегкарассмеялась.

— Боже, ты просто не понимаешь! Ну да ладно. Как бы там нибыло, женщины из «Дочерей и сестер» располагают его фотографией и собираютсяпринять чрезвычайные меры предосторожности, особенно во время пикника всубботу. Кое-кто из них даже будет иметь при себе баллончик со слезоточивымгазом… во всяком случае, те, кто сумеют им воспользоваться в крайней ситуации.Об этом рассказала Анна. И все было бы хорошо, но потом она добавила: «Неволнуйтесь, Рози, мы попадали и не в такие передряги» — и все опятьперевернулось с ног на голову. Потому что, когда погибает человек, —замечательный человек, как тот, что спас меня на ужасном автовокзале, — это ужесовсем не мелочи.