– Ах, да! Tех же увезли! Это новые, еще не обработанные…Жаль, не могу продемонстрировать конечную стадию, однако не хвалясь скажу, чтоблизок к разгадке. Мой метод включает обязательную сильную консервацию припервичном окоченении, затем – извлечение внутренностей, затем – соответствующиевпрыскивания под кожу и внутримышечно, ну а под занавес – закрепление телаособым прозрачным составом, в который входят и воск, и мед, и некоторыехимические вещества. Уверяю: результат превосходит ожидания! Кстати, на первыйэтап обработки можно и взглянуть.

Рэнд двинулся к самому дальнему ящику, стоявшему в концеморга, у низенькой дверцы, заложенной тяжелым брусом. Марьяну вдруг поразиламысль, что там, быть может, тоже трупы. И дверь заперта столь надежно потому,что Рэнд боится: а вдруг однажды, когда он будет издеваться тут надкаким-нибудь мертвым телом, другие не станут ждать своей очереди – и набросятсяна него?

Ее шатнуло. Да, общение с этим «смертельных дел мастером» неможет пройти для человека бесследно! Ох, да уйдет он когда-нибудь отсюда?! Или…или он притащил Марьяну сюда, чтобы продемонстрировать ей не только своипрофессиональные достижения, но и ее последнее пристанище? Ему наверняка нужнытрупы для опытов. Кто мешает пристрелить ее прямо здесь, чтобы не тратить сил,не носить потом тело туда-сюда?

Марьяна обреченно опустила голову. Eсли этому все равносуждено случиться, не все ли равно, когда и где?

Она сама удивлялась своему безразличию. Или это запахформалина обессиливает, «консервирует» мысли и волю? Скорее бы уйти отсюда… такили иначе! И она обреченно потащилась к Рэнду, покорно заглянула в цинковуюванну – и вскрикнула, увидев зеленоватое женское лицо, спокойно, даже сонноглядевшее на нее из-под тонкого слоя жидкости. Вгляделась – и отпрянула,закричала в голос, забилась, схваченная руками Рэнда.

Надежда! Там лежала мертвая Надежда! А на тех двух столах…новые, еще не обработанные… это Виктор с Женькой! Марьяна знала это теперьнаверняка, чудилось, что и сквозь плотный черный пластик она проницает взоромокаменелые тела, сведенные судорогой конечности, разглаженные последним,смертным спокойствием черты. И вдруг за дверью что-то начало биться, да так,что эта наглухо запертая дверь заходила ходуном. И хотя оттуда не доносилось низвука, Марьяна почуяла сердцем: там Григорий. Связанный, лишенный возможностиговорить… приготовленный, как и все остальные, к смерти… именно к той, которуюзадумал для него этот взбесившийся зверь – Рэнд.

«Григорий!» – хотела крикнуть она, однако в тот миг, когдалюбимое имя готово было сорваться с ее уст, остановила себя, успела вспомнить,что неоткуда ей знать, где находится Григорий! Окликнет его – и пуля Рэнда немедленнопоставит точку после этого слова. А ведь теперь и Григорию, и Саньке не на когонадеяться, кроме как на нее…

Эта мысль оказалась уже невподъем для изнуренногопотрясениями сознания Марьяны. Hет, она еще помнила, что заставила себя закрытьглаза, чтобы не видеть, как дрожит дверь, как бьется в нее Григорий… но открытьих уже не смогла.

* * *

…Она никогда не видела той картины, которая сейчас возниклаперед ее взором, знала ее только по чужому рассказу, а потому нечего былоудивляться, что все вокруг окружала как бы зыбкая дымка нереальности.

Bершины далеких белых гор дрожали и таяли в сером мареве, ишел мелкий дождь. Марьяна словно бы ощущала его капли на своем лице. И былохолодно: так холодно, что ознобная дрожь била высокого парня в камуфляже, спогонами лейтенанта, стоявшего у подножия горы. Впрочем, он не ощущал этойдрожи, как не ощущал холода и мороси, которая посеребрила его русые волосы имелкими каплями скатывалась по исхудавшему лицу. Он что-то шептал… губы егошевелились, но ухо человеческое не могло бы уловить этот шепот. Только те, ккому он обращался, слышали его, хотя находились отсюда в невообразимых,запредельных далях. Впрочем, тела их еще оставались на земле, заваленные грудойкамней, на которую и смотрел лейтенант, шептавший:

– Абакашин Сергей Валерьевич, 1975 года рождения.

Васнецов Игорь Леонидович, 1976 года рождения.

Кондратюк Виталий Андреевич, 1976 года рождения.

Манкиш Филипп Александрович, 1975 года рождения.

Селиверстов Николай Сергеевич, 1976 года рождения.

Он вызывал ребят по алфавиту, будто на перекличке, и виделих сейчас такими, как в то утро – последнее утро перед марш-броском на Чертоваул. Так прозвали солдаты это проклятое место, где-то высоко в горах, откуда поночам спускались боевики: словно на крыльях слетали с гор, убивали – и успевалиисчезнуть прежде, чем русские могли спохватиться и ринуться в погоню.

За две недели они оказывались в расположении части трижды:непредсказуемо-внезапные, незримые, беспощадные. С трудом удалось установить,откуда они приходят. Чертов аул?! Это вызвало общее изумление. Да ведь егожители были известны своей лояльностью к русским! Приносили в расположениечасти баранину, лаваш, яблоки… Ну что ж, не первый случай, когда миролюбие илинейтралитет горцев обернулись предательством. Те, кто знал их раньше, клялись:народ злобный, никакие общечеловеческие понятия чести и совести для него несуществуют. Только закон джихада: священной войны против неверных. Русские былиневерными, захватчиками – против них были хороши все средства.

Что же, подумал тогда лейтенант, и против предателей – тоже.Он сидел на броне «бэтээра», ползущего по горной дороге, и не сомневался, чтотам, в ауле, их продолжают считать дураками.

…Они не ошиблись, еще успел подумать лейтенант, когда черезмгновение катился по склону в ущелье, оглушенный грохотом автоматных очередей.

Eго спас выступ скалы, на котором он повис. Eго спас крутойсклон, по которому боевикам неохота было лезть, ежесекундно рискуя сорваться вклокочущую пропасть. Его спасла самоуверенность литовской наемницы-снайпера:чтобы она – да не убила русского?! Такого не может быть! Его спас туман,приползший из гор полюбоваться на дело рук девяти братьев-горцев, которые вышлииз Чертова аула, чтобы взять пленных. Завтра они должны были праздновать деньрождения своего младшего брата – он, правда, жил далеко отсюда, в чужих краях,он был врач, – однако старшие братья, любившие его больше собственных детей,всегда праздновали день его рождения. Может быть, он и вылечил когда-нибудькаких-то русских, рассуждали братья, но это лишь по недомыслию. Аллах, конечно,простит его за это, тем более если от имени брата будут убиты новые и новыерусские: а в день его рождения – сразу пятеро! Они были довольны своим подаркоми знали: он тоже будет доволен, когда узнает об этом.