Марьяна опять повернулась к окну, тихонько свистнула, в душесмеясь над собственной глупостью… и невольно отпрянула, потому что нечтокосматое, сырое, пахнущее псиной вдруг взвилось из кустов и бесшумно обрушилосьв темноту.

Китмир!

Она схватилась за сердце. Китмир! Значит…

Марьяна припала к решетке, но, кроме тихонькоповизгивающего, явно обрадованного встречей пса, ничего не могла разглядеть.Oчевидно, Васьки здесь нет. Может быть, не нашел, где перелезть через стену.Может быть, тратит сейчас слова и время в полиции… похоже, напрасно, еслиКитмир здесь один.

Можно не сомневаться: даже если полицию удастся убедить исюда придут, никого и ничего не найдут. Пока охрана будет тянуть резину ипререкаться у ворот, Рэнд успеет замести следы. Никто ведь не взглянет накрокодилье болотце, куда можно сунуть вместе и мертвых, и живых пленников. Да ине пойдет сюда полиция! Кто поверит оборванному юнцу, вдобавок русскому,который пытается заступиться за русских? Другое дело, если бы, например, заамериканцев!

Единственный – Марьяна отдавала себе в этом отчет так ясно,как если бы перед нею была развернута книга судеб, – единственный человек,который может их с Санькой и с Ларисой, если она еще жива, спасти, – этоГригорий. Григорий – освобожденный от пут, вооруженный – это в идеале, хотя вего руках оружием может стать что угодно. Он как-то рассказывал… Марьяна,выходит, многое запомнила из его рассказов!

Ну хорошо, выход найден, однако как же дать знать об этомВаське? Hе нашепчешь же в лохматые уши Китмира! То есть нашептать-то, конечно,можно…

Записка! Hадо написать записку!

Марьяна включила верхний свет – Санька недовольно захныкал,загородился ладошками, – огляделась вокруг безумными глазами, ища хотькакой-нибудь клочок бумаги, хоть огрызок карандаша. Откуда, с какой радости?! Идаже салфетки матерчатые – не бумажные. Она уже готова была, не шутя, ткнутьвилкой в палец, а потом писать кровью на полотне, как вдруг что-то золотистопроблеснуло на полу между диваном и креслом. Да ведь это золотое кольцо надлинном ремешке Ларисиной сумочки!

Припав к решетке и услышав пыхтенье Китмира, Марьянашепнула:

– Сидеть! Жди! – И метнулась в угол.

Сумка, точно! Марьяна схватила ее – и тотчас едва неотшвырнула, такой спазм вдруг стиснул горло. Сумка-то была из крокодиловойкожи!

Впрочем, Марьяна сумела себя одернуть. Более того, онаподумала, что руку в пасть одному из обитателей пресловутого озерка сунула бы,лишь бы добыть там ключ от тюрьмы Григория или, к примеру, пистолет для него.

Пистолет! У Васьки, конечно, нет оружия, но позавчера онотдал христианину-торговцу по имени Ани пистолет, отнятый у того негра, которыйгнался за Марьяной от самой виллы «Клеопатра». Но на чем написать эту подсказкудля Васьки? О Боже!

Она лихорадочно рылась в сумочке. Нет, даже у растеряшиЛарисы не может не быть крошечной записной книжечки в золотом переплете, сзолотым карандашиком! Марьяна отлично помнила эту книжечку, однако сейчас ее небыло в сумке. А, понятно. Пластиковых карт тоже не было, и ни фунта в кошельке.Как и его самого, впрочем. Кто-то из сунувших свой нос в сумку польстился и наденьги, и на дорогие вещи. Физиономия проныры Салеха возникла перед глазамиМарьяны, и она шепотом выругалась. Странно, что он еще пудреницу не стащил,потрясающе красивую, массивную черепаховую пудреницу, где на крышке подвыпуклым прозрачным покрытием выдвижная картинка: фото Саньки.

Только пудреница и осталась в сумке, да еще карандашик длябровей.

И тут ее осенило. Схватила карандашик, сдернула с негопластиковый колпачок. Слава Богу, отточен! Ногтем осторожно подцепила краешекСанькиной фотографии, чуть видный в еле различимой прорези на крышке, ипопыталась вытащить ее.

– Маряша, ты что там делаешь? – вдруг громко спросил Санька,смотревший на ее манипуляции во все глаза.

Марьяна вздрогнула так, словно у нее над ухом выстрелили, ивыронила пудреницу. Tа со звоном упала на пол и разбилась. Пластик свалился,Санькина фотография скользнула на пол, а крышка, крутнувшись, уехала под диван,так что на полу осталось только массивное основание пудреницы, содержимое изкоторой не выпало лишь потому, что было надежно закрыто еще одной плоскойкрышечкой.

– Тьфу! – рассердилась Марьяна.

– Разбилась? – обрадовался Санька. – Вот здорово! Я ее нелюблю. Просил у мамочки поиграть, а она не разрешила, а там моя фотка, значит,мне можно…

Марьяна схватила пудреницу с пола и сунула Саньке:

– Hа, держи. Только крышечку не открывай и в рот не бери,ладно?

– А где моя фотка? – возмутился Санька.

– Я ее собачке подарю, – рассеянно ответила Марьяна, опятьподскакивая к окну и проверяя, не сбежал ли Kитмир.

Дробный стук хвоста по земле подтвердил, что пес на месте.

– Сидеть! – громким шепотом велела Марьяна и прикрыла глаза,пытаясь сосредоточиться.

Фотография была четыре на шесть, а чтобы написать все, чтонужно, не хватит и большого листа! Hу что ж, придется представить, будто онадает Ваське телеграмму. Но что он поймет из ее отрывочных слов?!

И вдруг Марьяна успокоилась: поймет, все поймет. Eсли уж донего дошло, что там было наколото на 9-й, 12-й и 97-й страницах «Тайны пирамидыХеопса», как-нибудь и это послание разберет!

– Mаряша, ну что ты там все делаешь? – закапризничал Санька.– Мне опять спать захотелось, а ты не садишься со мной. Сну надоест ждать, онопять уйдет!

– Не нуди. Подожди две минуты, – ответила Марьяна почтисердито, хотя сердиться следовало только на себя: сейчас она пожинала плодысобственной глупости, выдуманной для Санькиного развлечения.

– Что ты пишешь? – не унимался мальчик.

– Я пишу: «На память Китмиру от Саньки Яценко», – сказалаона, с трудом втискивая на обороте фотографии последнее слово: «пистолет».

– Ну вот, от Саньки! – заканючил мальчишка. – Hапиши: отАлександра Викторовича Яценко. Слышишь, Маряша?

– Так и напишу! – отозвалась Марьяна. Последняя буква «т»,правда, не поместилась, но и без нее все ясно. – От Александра Викторовича,конечно, звучит внушительнее, это точно.

Она подошла к окну – и обомлела, вспомнив, что на Китмире небыло ошейника. Где же спрятать письмо? Можно привязать ремешком от Ларисинойсумки. Но как? Даже если пес встанет на задние лапы, до окошка не достанет…