Через два дня я сидела в номере гостиницы и пыталась свестивоедино весьма разрозненные факты. Факт первый: мой отец погиб. Был убитнеизвестным, который, скорее всего, следил за ним. Еще только обнаружив телоотца и ожидая полицию, я позвонила его жене и сообщила о случившемся. В первыймомент толку от нее было мало, то есть его не было вовсе. Муза охала, ахала иотказывалась верить в то, что произошло. Я бы, наверное, вела себя точно также. Ночью Муза позвонила мне, и мы долго обсуждали с ней случившееся. Теперьона была гораздо спокойнее и силилась понять, кто и за что убил ее мужа. Есливерить ей, не существовало человека, который мог бы желать ему смерти. Покрайней мере никто из тех, кого она знала или о ком просто слышала, на ум неприходил. Факт второй: вслед за отцом погиб старик-итальянец, с которым отецвстречался незадолго до своей смерти. То, что антиквара убили, – неоспоримый факт.Вскрытие показало, что он был задушен, скорее всего, одной из разноцветныхподушек, которые в большом количестве были разбросаны в лавке. Наверное,принимая во внимание возраст старика, убийцы рассчитывали на то, что его смертьбудет выглядеть естественно и ее никак не свяжут с другой смертью.

Допустим, отца убили из-за конверта, точнее, из-за того, чтов нем содержалось. Речь идет о каких-то сведениях, о человеке по имени Макс фонЛанц. Причем папа особо подчеркнул, что он наш враг, не только его, но и мойтоже. Вот тут, собственно, и крылась самая большая загадка. Отец утверждал, чтофон Ланц к его бизнесу никакого отношения не имеет, и даже намекнул на некуюсемейную тайну, связанную с моей бабкой.

Я нервно прошлась по комнате, грызя карандаш и не замечаяэтого. Крайне неприятная мысль посетила меня, и теперь мне стало весьманеуютно. Я даже подошла к двери и проверила, заперта ли она. Зачем было убиватьантиквара? Допустим, он передал папе нечто очень важное, некую информацию.Убийца взял конверт, не желая, чтобы содержащиеся в нем бумаги оказались вполиции, или эти самые бумаги как раз ему и были нужны, и именно по этойпричине он убил отца. Допустим. Допустим даже, что он сначала явился к старикуза конвертом, убил его, а потом начал охоту за моим отцом. Хотя был и другойвариант, который нравился мне гораздо меньше. Все дело в бумагах, а отец истарик погибли, потому что знали их содержание. В этом случае убийце следуетизбавиться и от меня, ведь у него нет гарантий, что отец не посвятил меня всуть проблемы, то есть, говоря проще, на очереди еще один труп, на этот размой.

Именно от этой мысли я и принялась ерзать, а потом носитьсяпо номеру кругами. Я плюхнулась в кресло и с досадой подумала, что отцуследовало хоть что-то объяснить мне, потому что если меня сегодня зарежут, тосовершенно напрасно, никакими сведениями, ценными или не очень, я нерасполагаю.

О Максе фон Ланце в полиции я, конечно, рассказала. Но моислова их впечатлили мало. Если честно, они и меня совсем не впечатлили. Ну чтотакого, в самом деле: у отца были некие предчувствия в отношении фон Ланца,после получения конверта они подтвердились. Он назвал его врагом. Врагнеобязательно убийца. Разумеется, полицейские проверили, не остановился ли вкакой-нибудь венецианской гостинице человек с такой фамилией. Не остановился.Хотя ничто не мешало ему сделать это под другой фамилией. Кроме имени, ничего яим сообщить не могла, оттого особо и не рассчитывала, что от этого будет толк.Наверное, они разошлют запросы и в конце концов обнаружат какого-нибудь Максафон Ланца, возможно, даже не одного. Если вдруг выяснится, что он был в деньгибели отца в Венеции или по крайней мере неподалеку, это все-таки зацепка, но,зная расторопность итальянцев, я не сомневалась: на поиски уйдет очень много времени,а если фон Ланц действительно причастен к убийству папы, то обо мне он ужезнает, а вот я о нем ничего…

Я вновь поежилась и попыталась вспомнить интонацию папы,когда он говорил о нашем враге. Отец не производил впечатление человека,который кого-то опасается. По крайней мере, если бы он думал, что мне угрожаетсерьезная опасность, то вел бы себя по-другому. Нет, ни за меня, ни за себя онне боялся. Хотя что-то его, безусловно, тревожило. Или тяготило. Возможно, этомое убеждение не более чем иллюзия, ведь я знаю, чем закончилась наша встреча вВенеции, но в тот день, когда это произошло, ничто меня в его поведении ненасторожило. Он выглядел как обычно, говорил как всегда… все как обычно, заисключением посещения старика и упоминания о фон Ланце. Это, конечно, выходилоза рамки обычного.

Попытка выяснить, с кем в день своей смерти собиралсявстретиться отец, тоже успехом не увенчалась. Никто из его партнеров даже незнал, что он находится в Италии. Довольно странно. Некоторое время отец сидел вкафе, по словам официантов, явно кого-то ждал, но этот кто-то не пришел. Мнеотец сказал, что этот человек звонил ему, и они перенесли встречу на вечер,причем собирались встретиться в Вероне. В действительности, в это время отцуникто не звонил и сам он тоже. Выходит, он просто какое-то время сидел в кафе,ожидая неизвестно чего, потом позвонил мне, зачем-то выдумал несуществующийзвонок и сообщил, что должен раньше намеченного срока покинуть Венецию. Чепуха.Предположим, что он хотел ненадолго остаться в одиночестве, чтобы просмотретьбумаги, полученные от старика. Вот и выдумал встречу, как предлог от меняизбавиться. Хотя о ней отец сказал мне еще на вокзале… Ну и что? Он хотел вспокойной обстановке ознакомиться с содержимым конверта. Если бы я находиласьрядом, ему пришлось бы что-то мне объяснять, так что деловая встреча в этомсмысле очень даже неплохой предлог. Меня он отправил прогуляться, а сам… ноофициант утверждает, что никаких бумаг в его руках не заметил. Так должна быласостояться встреча или нет? Отец ведь вполне мог позвонить человеку, которогождал, поняв, что тот чересчур задерживается. Но он не сделал ни одного звонка.Может быть, просто не знал номера? Допустим. Так с кем он намеревалсявстретиться? Сначала старик, потом еще какой-то неизвестный, вряд ли он имеетотношение к бизнесу отца. Или все-таки имеет? Тогда кто-нибудь должен был знатьоб их встрече…