Я вспомнила белый балахон, и мне вновь сделалось не по себе.Я опять набрала номер отца и стала быстро спускаться, насколько это позволялатолпа. Отец не ответил. «Наверное, он, как и я, бестолково мечется в людскомпотоке, не слышит звонка и уже теряет терпение», – успокаивала я себя. Тогдапочему бы ему самому не позвонить мне? Я надеялась, что максимум через пятьминут увижу его, и все разрешится самым банальным образом. Я опять оказалась нанабережной, отца здесь не было, очередной трамвайчик только что отчалил, потоклюдей схлынул, и не увидеть друг друга мы просто не могли. «Ему давно пора мнепозвонить, – со страхом подумала я, но тут же одернула себя: – Телефон у негомог разрядиться». Я опять вспомнила фигуру в балахоне, он мог быть уличнымворишкой. Вдруг мобильный у отца украли? Мысль о белом балахоне не давалапокоя, и я попробовала сообразить, в какую из улочек он свернул. Кажется, вэту.

Улочка оказалась совсем узкой и совершенно пустой, скореевсего, она заканчивается тупиком, оттого здесь и нет прохожих. Уже не пытаясьбороться с паникой, я вновь набрала номер, слушала гудки и досадливо кусалагубы. И тут некий звук привлек мое внимание: где-то совсем рядом звонилтелефон. Звук был приглушенный, но вполне различимый.

В этот момент я свернула за угол и едва не споткнулась.Прямо на земле сидел отец, привалившись спиной к стене дома. Ноги у него быликак-то странно поджаты, словно он намеревался свернуться калачиком в приступесильной боли. Телефон в его кармане отчаянно звонил, и я поняла, что все ещедержу трубку возле уха.

– Папа, – испуганно позвала я, решив, что ему сталоплохо, и наклонилась к его лицу. И тут же отпрянула, потому что сразу поняла –он мертв. Но смириться с этим было невыносимо, и я жалобно позвала: – Папа… – идаже схватила его за плечо, точно это могло привести его в чувство.

Его тело безвольно откинулось, и я увидела залитый кровьюпиджак, несколько капель попало на светлый плащ. Слева в груди торчала рукоятканожа, я смотрела на нее, пытаясь осознать, что произошло, и тут услышала шагисзади, резко обернулась, ожидая увидеть белый балахон, но за моей спиной стоялапожилая дама. Она видела отца, но вряд ли поняла, что он убит, потому чтозаботливо спросила:

– Синьору плохо?

– Вызовите полицию, – пробормотала я.

Мой сбивчивый рассказ вряд ли что-то прояснил дляитальянских полицейских, что, собственно, не удивительно, раз я сама ничего немогла понять. Кто и по какой причине убил моего папу здесь, в Италии, вдали отРодины, где, как я знала, у него не было ни врагов, ни каких-то проблем? Версияограбления была отметена сразу: бумажник остался в кармане отца, в немоказалась Довольно внушительная сумма денег, паспорт и кредитные карточки. Мойрассказ о белом балахоне вызвал у полицейских пожатие плеч. Как я уже говорила,ряженых на площади было немало, значит, придется искать иголку в стоге сена,тем более что лицо неизвестного было скрыто. Но я была уверена, что он имеет кубийству отца прямое отношение: он вертелся за его спиной на мосту, спускалсяследом по ступенькам, и я видела, как он свернул в улочку, где я обнаружилапапу. Хотя с уверенностью утверждать, что это та самая улочка, я не могла.

Полицию больше интересовала причина убийства, а я ломалаголову над тем, зачем отец свернул на эту улицу, раз собирался встретить меня.Что произошло, почему он это сделал? Заподозрил что-то? Испугался? И поспешилвыбраться из толпы? Ударить ножом человека в толпе, конечно, легко, нопустынная улица в этом смысле не безопаснее. Вдруг отец хотел проверить своиподозрения, вот и свернул, и балахон последовал за ним?

Полицейские хмурились, я сидела, погруженная в свои мысли. Снашим консульством уже связались, а то, как вели себя стражи порядка, быловполне объяснимо: неприятности никому не нужны. Наверное, они и меня вполнемогли подозревать, но не торопились высказывать это вслух, а я сиделасовершенно оглушенная. Гибель отца вызвала настоящий шок, именно этим яобъясняю тот факт, что не вспомнила о конверте. Я отвечала на вопросы ипыталась понять, почему отец не пошел мне навстречу, а свернул на эту улицу,почему не позвонил?

Через несколько часов меня отпустили, как видно, решив, чтотолку от меня все равно не будет. Покинуть Венецию я пока не могла, следовалопозаботиться о ночлеге.

Консульство приняло самое горячее участие в моей судьбе, ивскоре я оказалась в гостинице недалеко от вокзала, на который прибыла утром.Гостиница была старой, небольшой и уютной. Я вошла в маленький номер: три начетыре метра, окно почти до пола, кровать, шкаф, стол, телевизор, прикроватнаятумбочка, в узкое пространство между кроватью и окном умудрились втиснутькресло. Я легла, зажмурилась, как будто надеясь, что все происшедшее вдругокажется дурным сном, и только тогда вспомнила про конверт.

Ну конечно. Никто о нем ничего не сказал, выходит, вкарманах его не нашли. Что же получается? Убийца охотился за конвертом? Явскочила и уже потянулась к телефону с намерением звонить в полицию, поражаясьтому, как я могла забыть о конверте, и злясь на себя за это, но почти сразуотдернула руку. Прежде чем звонить, не лучше ли встретиться со стариком, откоторого отец этот конверт получил? Возможно, антиквар объяснит мне многое…

Я подумала, что его магазин совсем рядом. Время, конечно,позднее, но, возможно, мне удастся узнать номер его домашнего телефона ипозвонить. Я обулась, схватила сумку и через пять минут уже выходила из зданиягостиницы.

Я была уверена, что лавку старика найду без труда, но на этоушло гораздо больше времени, чем я ожидала. Прежде всего, я свернула не в тотпереулок и довольно долго плутала, прежде чем поняла, что заблудилась. Пришлосьвернуться к каналу и повторить наш с отцом путь. Наконец я увидела магазин. Настеклянной двери висела табличка «Закрыто», за окном темнота. Я прижалась кстеклу, силясь хоть что-то разглядеть в глубине магазина, и подергала дверь.Она была заперта. Понимая, что все мои действия, скорее всего, бесполезны, ягромко постучала, потом обнаружила возле двери кнопку звонка и нажала ее. Яуслышала где-то в глубине помещения надоедливый трезвон. «Придется ждать доутра, – досадливо решила я и вновь удивилась: как я могла забыть о конверте, остарике и не рассказать об этом в полиции? – Надо сделать это немедленно, – подумалая. – Они допросят его…» Впрочем, хорошо зная итальянцев, я была уверена: ранееутра никто этим заниматься не станет.

В полицию я звонить не стала, нашла визитку, что дал мнемужчина из нашего консульства, и позвонила ему. Он ответил сразу.

– Дмитрий Сергеевич, – взволнованно начала я: мнепоказалось или он действительно тяжко вздохнул? Скорее всего, так и было, оннаверняка проклинал на все лады идиота, убившего здесь его соотечественника,тем самым создав ему столько хлопот.

– Слушаю вас, Жанна Александровна. – Голос его звучал спреувеличенной заботой, впрочем, возможно, я просто придиралась к человеку.