– Всего в трех шагах отсюда у него антикварный магазин.

– Ты стал интересоваться антиквариатом? – удивилась я.Как ни странно, вопрос вызвал у отца легкое замешательство.

– Нет, просто хотел поболтать со знакомым.

Наличие у отца знакомых в Венеции меня удивило.

За три с половиной года, что я в Италии, отец приезжал разшесть, не больше, в основном в Верону, где, собственно, и находились егопоставщики. По-итальянски отец говорил неплохо и в переводчике не нуждался, но,приезжая сюда, старался как можно больше времени проводить со мной. Он сказал«знакомый», следовательно, предстоящая встреча вряд ли будет деловой. Я хотеларасспросить его об этом знакомом, но потом решила: не стоит, раз уж скоро я самаего увижу.

Пройдя вперед еще метров пятьсот, мы свернули направо иоказались в узкой улочке, где дома лепились друг к другу, а от окна до окнанапротив можно было достать рукой. На ближайшем доме висела вывеска«Антиквариат», над дверью балкончик, заставленный горшками с геранью.

– Ну, вот мы и пришли, – кивнул отец на вывеску. –Послушай, ты ведь, наверное, голодна, нам нужно было сначала где-нибудьперекусить…

– Не волнуйся, с голода я не умру. Что у тебя здесь зазнакомый? – все-таки не выдержала я.

– Сейчас узнаешь, – усмехнулся отец. – Занятный тип,кстати сказать.

Он первым направился к двери, толкнул ее, звякнулколокольчик, и мы вошли в маленький магазинчик. Комната метров тридцать былазаставлена старой мебелью, на которой громоздились тарелки, горшки,подсвечники, вазы, старые куклы в затейливых платьях. На стенах висели гравюрывперемежку с фотографиями в изъеденных жучком деревянных рамах. Посреди всегоэтого хаоса стояла конторка, рядом с которой в кресле сидел сухонький старичок.Седые волосы в разные стороны, под ними видна кожа, покрытая крупнымитемно-коричневыми пятнышками. Лицо старика изрезано глубокими морщинами,довольно внушительных размеров нос, а вот рот был до того мал и узок, что струдом угадывался. Самым замечательным у него были глаза: большие, с набрякшимивеками, они не потеряли своей небесной синевы и казались на этом лице чем-тоинородным, неприлично молодым. Выпуклый лоб украшали очки в роговой оправе.

Услышав, как звякнул колокольчик, старик повернулся к нам иводрузил очки на нос.

– Добрый день, – сказал он приветливо.

– Добрый день – ответил отец, подойдя ближе. Вневсякого сомнения, это не было встречей двух старых приятелей: до тех пор покаотец не подошел почти вплотную, старик вежливо улыбался, приглядываясь к нам,как видно приняв нас за потенциальных покупателей. Может, зрение у него былосовсем плохим? И по голосу отца он тоже не узнал. Но улыбка сползла с его лица,как только папа представился.

Старик кивнул, поднялся, опираясь на подлокотник кресла, ипротянул ему руку.

– Наконец-то, – сказал он ворчливо.

– Извини, не смог приехать раньше, – ответил отец. –Как твои дела?

– До сих пор жив, как видишь, – засмеялся старик. –Чего еще желать в моем возрасте? Сердце на днях прихватило, боялся померетьраньше, чем ты появишься. Это твоя дочь? – кивнул он в мою сторону.

– Да. Что, похожа на меня?

– Не знаю. Просто вряд ли ты сюда привел бы кого-тодругого.

– Бумаги у тебя? – спросил отец.

– Конечно.

К этому моменту я с большим интересом прислушивалась кразговору, он показался мне довольно странным, если не сказать загадочным. Отецпосмотрел на меня и мягко предложил:

– Выбери себе что-нибудь на память.

Я сообразила, что от меня попросту хотят избавиться, и снекоторой обидой отошла к противоположной стене магазина. Обида былапростительна, я, как и большинство людей, любопытна. Отец склонился к старику,и тот очень тихо что-то говорил ему. Отец хмурился, время от времени кивая иделая вид, что разглядывает статуэтки на полке. Я наблюдала за ними. Он вочередной раз кивнул и выпрямился. Старик, сделав пару шагов к конторке, отперключом один из ящиков и достал обычный конверт из желтоватой бумаги и протянулотцу.

– Что-нибудь выбрала? – спросил тот, взяв конверт и поворачиваясько мне.

– Вряд ли мне захочется здесь что-нибудь купить.

Теперь я стояла рядом с отцом и хорошо видела конверт в егоруках, он постукивал им по ладони и, похоже, совсем меня не слушал.

– Да? – с сомнением спросил он по-русски. – Жаль. Мнеказалось, тебя что-нибудь заинтересует.

Больше всего в тот момент меня интересовал вопрос, что емуздесь понадобилось, но задавать его я не спешила, будет еще время. Отец, точноопомнившись, достал из внутреннего кармана пиджака другой конверт с названиемотеля на нем и протянул его старику. Почему-то я была уверена, что в конвертеденьги, и это еще больше заинтриговало меня. Старик взял его, высохшаястарческая рука с искалеченными артритом пальцами тоже была сплошь покрытатемными пятнами. Металлический браслет часов был ему великоват, часы сползли ксамой кисти, и я обратила внимание на татуировку, которая до этого была скрытапод ними. Свастика. Я невольно нахмурилась. Старик убрал пакет в ящик конторки,а отец сунул свой в карман пиджака. Антиквар посмотрел на меня и улыбнулся.

– До свидания, – сказал ему отец и направился к двери.

Тот кивнул в ответ и опустился в кресло, вроде бы потеряв кнам интерес. Мы вышли на улицу. Колокольчик за моей спиной вновь мелодичнозвякнул.

– За углом есть очень симпатичное кафе, – сказал мнепапа. – Выпьем кофе, поговорим. Времени достаточно.

Я бы предпочла прогуляться, но наш визит к старику оченьменя заинтриговал, и я согласно кивнула: задавать вопросы, сидя друг противдруга в кафе, куда удобнее, это больше располагает к доверительной беседе.

В зале были заняты почти все столики, мы устроились возлеокна, которое выходило на канал. Мимо прошла группа японских туристов, громко очем-то разговаривая, их голоса были слышны даже здесь. Мы не спеша сделализаказ, официант отошел, улыбнувшись нам, а я отправилась мыть руки. Туалетнаходился за дверью в глубине зала. Возвращаясь, я увидела: отец держит в рукахлист бумаги и внимательно что-то читает. Возле его локтя на столе лежалконверт, тот самый, что он взял у старика. Почувствовав мой взгляд, онобернулся, быстро свернул листок, убрал его в конверт и сунул в карман пиджакачересчур поспешно, будто не хотел, чтобы я его увидела.

– Меня просто распирает от любопытства, – засмеялась я,садясь напротив.

– Ты о чем? – делано удивился отец.