Приятности забот по обустройству квартиры мешало лишь однообстоятельство — утомительнейшая, нечасто обрушивающаяся на столицу жара, чутьне в сорок градусов. Порфирий Петрович сам прикрепил к оконной раме отличныйнемецкий градусник, показывавший температуру и по Реомюру, и по Цельсию, сдосадою понаблюдал за тем, как ползет кверху серебристый столбик, и вздохнул,увидев, что сие восхождение остановилось, чуть-чуть не дойдя до отметки 38.

Индейца бы сейчас с опахалом, как у англичан в Калькутте,мимолетно подумал Порфирий Петрович, отроду ни в Калькутте, ни в прочихзаграницах не бывавший. За неимением в штатном расписании Казанскои частиуслужливых индейцев надворный советник решил, что пора отправляться на вольнуюквартирку, которую до окончания ремонта он снимал неподалеку от съезжего дома,здесь же, на Офицерской улице. Там в ванной комнате ожидал наполненный водоючан и на цепке отменно удобная лейка, какой можно отлично поливаться, неприбегая к посторонней помощи. Порфирий Петрович, среди прочих своих чудачеств,не держал никакой прислуги и всегда обихаживал себя сам, так что ежелипресловутый индеец откуда-нибудь и взялся бы, махать опахалом ему бы недозволили.

Взяв в руку шляпу и надев поверх пропахшей потом рубашкисюртук, пристав прошел через небольшой коридорчик в кабинет, откуда удобнеебыло попасть на улицу, однако дверь в следующую комнату, приемную, открыть непоспел — створки сами распахнулись ему навстречу. На Порфирия Петровича, едване сшибив его с ног, налетел распаренный молодой человек, которого надворныйсоветник тотчас признал. Это был Заметов, письмоводитель из третьего квартала.Заметова и прочих квартальных чиновников новый следственный пристав видел напрошлой неделе, когда обходил полицейские конторы подведомственной территории сцелью знакомства.

Вот ведь странно. Ничего отталкивающего и тем болеепугающего во внешности Заметова не было, а между тем, едва взглянув на еголицо, Порфирий Петрович ощутил очень неприятный спазм в сердце, стиснувшемся отскверного предчувствия.

Хотя, с другой стороны, что ж странного? Если полицейскийчиновник в неурочное время без стука врывается в кабинет пристава следственныхдел, хорошего не жди.

— Пардон! — вскричал Заметов, отскакивая нескольконазад. — Виноват, зашиб! Ваше высоко…благородие! Ваше высокоблаго…родие!

Бедняга так запыхался, что едва мог говорить, и длинноеслово никак ему не давалось.

Но Порфирий Петрович уже понял — приключилось нечто из рядавон выходящее, и принял меры. Взял письмоводителя за руку, крепко тряхнул.

— Вы Заметов из третьего, верно-с? Вы уж меня извольтебез титулования-с, просто «Порфирий Петрович». Помилуйте-с, мы же не в армии.Виноват, вашего имени-отчества не припомню?

— Александр… Григорьевич, — вымолвил чиновник,переводя дух.

Это был очень молодой человек, лет двадцати двух, с смуглоюи подвижною физиономией, казавшеюся старее своих лет, одетый по моде и фатом, спробором на затылке, расчесанный и распомаженный, со множеством перстней иколец на белых отчищенных щетками пальцах и золотыми цепями на жилете.

— Ну что там у вас в Столярном стряслось, рассказывайте, —велел пристав (в Столярном переулке располагалась полицейская контора третьегоквартала).

— Меня к вам квартальный, Никодим Фомич! Сам-то онтам! — опять заволновался, заневнятничал Александр Григорьевич да вдругкак крикнет. — Убили! Злодейским образом! Сразу двоих! Нет, то есть недвоих, а…

Он смешался, захлебнувшись словами. Пристав же на миг смежилжелтоватые припухлые веки и меленько перекрестился. Не обманулопредчувствие-то.

— Вы вот что-с, — тонким пронзительным голосомсказал надворный советник, крепко взяв Заметова за рукав и ведя к столу, гдестоял графин с водой. — Вы перво-наперво выпейте воды-с… Вот так-с. Атеперь сядьте в кресло и по порядку-с, по-порядку-с. Кого убили, где, кто?

Выпив воды и усевшись, Александр Григорьевич немного успокоился,и оказалось, что он умеет говорить и связно, и толково.

— На Екатерингофском, процентщицу Шелудякову, всобственной квартире. Ударом по голове. Я хотел уж домой, а тут такое дело.Побежал за вами. Сначала в ту вашу квартиру, там никого, так я сюда. Вдруг,думаю, еще на службе застану…

— Убили злодейским образом? С целью ограбления? —не спросил, а как бы сам себе сказал Порфирий Петрович.

Теперь волнение письмоводителя сделалось понятно.

Шумные и грязные кварталы, расположенные вдоль береговЕкатерининской канавы, никогда не отличались благочинием и беспорочностью. Чемближе к нехорошей Сенной площади (по счастию, относившейся к соседней Спасскойчасти), тем гуще лепились трактиры, распивочные и порочные заведения. Пьяныедраки, воровство, мелкое фармазонство и прочие подобные неприятности,неизбежные во всяком большом городе, здесь случались ежедневно. Бывало, что иприбьют кого до смерти, спьяну или в ссоре. Но душегубства злодейские, спредварительным умыслом, здесь случались нечасто. Вполне вероятно, что впервыена недолгой служебной памяти юного Александра Григорьевича. Сколько приставпомнил статистику, за целый минувший год в Санкт-Петербурге, во всех десяти егочастях, умышленных смертоубийств случилось пятнадцать. И каждое раскрыто,потому что русский убийца — это вам не англичанин какой-нибудь, который убиваетс холодной головы и после так концы спрячет, что не сыщешь. Русский злодейгоряч и нерасчетлив, крушит на авось. Не попадется сразу — пойдет в кабак ипроболтается спьяну первому собутыльнику. Или же на утро протрезвится,схватится за голову да побежит сам сдаваться: мол, хватайте меня, православные,я убил!

Агентов по кабакам нарядить, это самое первое, заметил себеПорфирий Петрович. Далее — следы на месте злодеяния. Ну и соседей, конечно,расспросить.

Ох, беда, беда. Не успел толком в должность заступить, ещене от всех доброжелателей поздравления принял, а уже умышленное убийство. Неопростоволоситься бы.

Мысль была вроде тревожная, а в то же время и не вовсенеприятная. Надворный советник ощутил знакомое азартное щекотание в носу,потому что по складу характера любил разгадывать мудреные задачки и более всегопреисполнялся жизни, когда расследовал какое-нибудь заковыристое дело.

— Постойте-с, — встрепенулся он вдруг. — Высказали «сразу двоих»? Я не ослышался? Двоих убили-с? — В нетерпении онотобрал у снова принявшегося пить воду Заметова стакан. — Да говорите же!