— А то, что убитая преступника не опасалась, так чтосама в комнаты провела, да еще спиною к нему оборотилась. И во-вторых-с, что онросту выше среднего, ибо бил сверху и пришлось прямо в маковку. Людей полестнице и во дворе опросили-с?

Никодим Фомич приосанился:

— Как же, первым делом. Никто ничего.

— Чуяло сердце, чуяло, — жалобно молвил надворныйсоветник. — С самого начала, как только господина Заметова увидел.Единственно вот что… — Он повернулся к письмоводителю. — АлександрГригорьевич, душа моя, не в службу, а в дружбу. Вы все имена и сведения сбумажечек, в которые заклады-то обернуты, перепишите к себе. А после милостипрошу ко мне на квартиру. Полночь, заполночь — неважно-с. Нам теперь все одноне спать. Господин капитан, одолжите мне письмоводителя вашего в помощники?Очень уж толковый юноша.

Александр Григорьевич зарозовел от удовольствия и посмотрелна квартального с надеждою и страхом — не откажет ли. Но Никодим Фомичулыбнулся в усы и успокоительно подмигнул:

— Что ж, пускай. Скучно, поди, штаны в конторепросиживать.

— Благодарю-с. А в целом скверно, господа. Следовникаких-с, и свидетелей нет. — И пристав, уныло махнув рукой, вышел налестницу.

Однако пришло время познакомиться с главным героем нашегоповествования ближе, ибо история, приключившаяся с ним в жаркие июльские дни186… года, возможно, обрисует его не самым привлекательным образом, а между темэто был человек в высшей степени замечательный. Не типичностью своего характера— о, отнюдь, так что критиков, требующих, чтобы герой непременно был носителемсовременных веяний, выразителем эпохи, эта личность, пожалуй, приведет внегодование. Порфирий Петрович, хоть и относился к завоеваниям прогресса спочтением, но кумира себе из них не сотворял, а по строгой приверженностиустановленным правилам и в особенности по своей старообразной манере говоритьскорее мог быть отнесен к ретроградам. Одно, пожалуй, несомненно: это былчеловек странный, даже чудак. Чудак же в большинстве случаев частность иобособление, так что в «типические характеры» Порфирий Петрович никак неподходил. Но что был бы за интерес и вкус в жизни, если б ее населяли сплошьодни «типические характеры»? Бог с ними совсем. Может, их на свете и вовсе несуществует, разве что в воображении г.г. критиков.

История рода, от которого происходил наш герой, довольнонеобычна. Согласно преданию, бытовавшему в семье, но не подтверждаемомуникакими письменными свидетельствами, ибо все фамильные документы сгорели отпожара еще в первой половине предшествующего столетия, предком ПорфирияПетровича был служилый немец хорошей крови, то ли фон Дорн, то ли фон Дорен.Потомки чужеземного пришельца прижились в России и расплодились во множествеколен, одни из которых возвысились, другие же захудали и впали в ничтожество. Ксим последним относилась и линия Порфирия Петровича, — дед и прадедкоторого были вовсе неграмотны, сами пахали землю и за утратой родовых грамотчислились уже не дворянами, а однодворцами. К тому времени не только звание, нои самая фамилия их была утрачена. То есть не то чтобы полностью, однако жеподьячий, выписывая погорельцам новые бумаги взамен сгоревших, недослышал изаписал их «Федориными», а они по неграмотности проверить не могли.

Повторное возвышение рода началось недавно, с родителянашего героя.

Будучи слабого здоровья, к крестьянскому труду Федорин-отецбыл негоден и поступил в семинарию, намереваясь переписаться в духовноесословие. Там он учился в одно время с самим Михайлой Михайловичем Сперанскими, подобно сему титану российской истории, променял подрясник на сюртучокмелкого чиновника. Но, в отличие от великого однокашника, талантами не блистали долгое время не мог подняться выше четырнадцатого класса. Лишь на самомзакате своего кометоподобного фавора Михаила Михайлович, случайно повстречавгде-то былого знакомца, обласкал его и назначил на хорошую должность, но и этаулыбка Фортуны обернулась насмешкой. Благодетель низвергся в прах, по слухам,едва избежав казни, а его благоволение легло на формулярную судьбу ПетраФедорина черным пятном.

К шестому десятилетию своей жизни отец Порфирия Петровичаокончательно признал свою жизнь полностью неудавшейся. Вечный титулярныйсоветник, он жил бирюком. Жениться не женился, ибо не мог сыскать пары.Женщины, ему нравившиеся, не пошли бы за человека бедного и немолодого, а тех,какие пошли бы, ему самому было не надобно. Он уж начал хлопотать в смыслепенсиона, надеясь в самом лучшем случае получить годовых рубликов сто, но тутсолнце вновь выглянуло из-за туч. После десятилетней опалы Сперанский вновьвоссиял в блеске — уже не в таком, как прежде, но все же весьма значительном:сначала вершил суд над злосчастными декабрьскими мятежниками, потом былнаставником цесаревича, членом всевозможных комитетов и комиссий, удостоилсяграфского титула.

Повторно вознесясь, граф Михаила Михайлович особенно отличалтех, кто не отвернулся от него в тощие годы. Тут Федорину-старшему ипригодились записочки, которые он исправно посылал поверженному временщикуежегодно ко дню ангела.

В короткий срок безвестный титулярный советник выслужилпотомственное дворянство, а затем и звезду, но что гораздо важнее для нашегоповествования, женился на славной девушке-смолянке и родил сына. Из этой историиследует, что человеку ни в каком возрасте не следует ставить на жизни крест,ибо все еще может повернуться.

Ко времени, когда пришло время определять юного Порфирия нажизненное поприще, его можно было бы поместить хоть в Пажеский корпус, так какотец уже ходил в генеральских чинах. Но мальчик рос неуклюжим, слабосильным, даи что за имя для гвардейца или дипломата Порфирий?

Неблагозвучное это наименование возникло почти что случайно.По причине своего очень немолодого возраста будущий отец ребенка ужасноволновался, не родит ли жена мертвенького или увечного, и дал перед иконойобет: наречь сына либо дочку, это уж как Господь рассудит, именем первого жесвятого, кто в сей день проставлен в Святцах. Ну и пришлось на святителяПорфирия, памятного тем, что избавил первохристиан Святой Земли от притесненияязычников.

За нерасположенностью к военной карьере мальчик был отдан внезадолго перед тем учрежденное Училище Правоведения, что на Фонтанке, дабынаправиться по гражданской линии, то есть отцовской стопой. Так, начетырнадцатом году жизни, и определилась его судьба.

Вот вам два случая из жизни юного Порфирия Петровича,обрисовывающие этот характер.

Первый — из той поры, когда отрок только-только сделалсяодним из полутора сотен «чижиков», как называли правоведов за цвет ихжелто-зеленых мундирчиков.