Последние два года она возглавляла журнал «Хай-хилз»,еженедельник для женщин-автолюбительниц: минимум технических подробностей,максимум элегантности и практичности. Поработав сначала в политическом издании,потом в эротическом, Алтын нашла наконец занятие по душе. Никакой грязи, сплошьположительные эмоции плюс каждый месяц на обкатку новое авто, одно шикарнейдругого. О чем еще может мечтать современная деловая женщина?

— Да-да, конечно, я забыл, — с иезуитскойкротостью кивнул Ника. Мол, ясное дело, музицирование важней роднойдочери. — Ну, не буду мешать… Вы занимайтесь.

И пошел в комнату, к книжным полкам.

Посмотрел на свое отражение в стекле, поморщился. Ну что,Фома Опискин, добился своего, испортил жене удовольствие? А если она простохочет научиться хорошо играть на фортепиано? Вдруг взяла и в тридцать пять летвпервые открыла для себя волшебный мир музыки?

Ведя пальцем по сводному алфавитному указателю произведений,включенных в ПСС Достоевского, он еще некоторое время поугрызался, потом взялсебя в руки. Посмотрел снова, уже сосредоточившись.

Особенно изучать было нечего. На букву «Т» в указателеимелась одна-единственная позиция:

«Тайный совет., кн[1] Д. Обол[2]й» (1875; неосущ. замысел), XVII, 14, 250, 443».

И всё, никакой «Теорийки».

Неужели…?!

Стоп, стоп, — осадил себя Ника. Не будем торопиться.Нужно просмотреть рукопись повнимательней. Скорее всего это черновиккакой-нибудь работы, которая впоследствии получила другое название.

Тем не менее в офис он ворвался запыхавшись — ни одним, нидругим лифтом не воспользовался, терпения не хватило.

— Не ушел?

— Пробовал, — хладнокровно ответила Валя,поправлявшая у окна макияж. — Причем с применением насилия. Боксердолбаный. Пардон, я хотела сказать: «жалкий боксеришка». Одними руками много ненамахаешь. Тэквондо покруче будет.

— Ты что, его побила? — горестно воскликнулНиколас. — Ах, Валя, Валя, ну что мне с тобой делать!

Он заглянул в кабинет и увидел, что владелец уникальнойрукописи сидит на корточках, держась обеими руками за промежность. Рукопись онприжимал к груди подбородком. Лицо у парня было бледное и злое.

— Моё, не отдам! — просипел он. — Суки!

— Никто не покушается на вашу собственность, —поспешил заверить его Фандорин. — Ради Бога, простите мою секретаршу. Этоя виноват. Она поняла мою просьбу — не отпускать вас — слишком буквально. Но выведь, кажется, первый попытались ее ударить? Вот, выпейте воды и успокойтесь…

Он взял молодого человека за локоть, усадил в кресло.

— Если ваша рукопись — то, что я думаю, она поистинебесценна. Это национальное, нет, всемирное достояние! Но чтобы убедиться, ядолжен ее прочесть. Вы позволите?

— Хрена! — рявкнул Рулон, то есть Рулет, да-да, Рулет. —Гони тыщу, тогда дам. Только при мне.

— Да что у вас всё «тыща» да «тыща», — расстроилсяНика. — Говорю вам: возможно, это культурное событие мирового значения! Всамом деле, вам нужно выпить воды.

— Не надо мне воды! Где у вас тут сортир?

— За дверью, налево. Может быть, вы пока позволите мневзглянуть?..

Фандорин протянул руку за рукописью, наткнулся накрасноречивый злобный взгляд и со вздохом вынул тысячерублевую бумажку. Лишьтогда Рулет сунул ему страницы.

— Только почитать. Вернусь — отдашь, — предупредилневоспитанный молодой человек и быстро вышел.

— Видишь, как ты его оскорбила, — посетовалФандорин выглядывавшей из-за двери секретарше. — А вначале был такойславный.

Валя презрительно наморщила носик.

— Ничего, сейчас повеселеет.

— Почему ты так думаешь? — спросил Ника,разглаживая слегка примятый первый листок.

— Совершит подвиг — в смысле, подвинется в вену, исразу станет сахарный.

Но Фандорин этих слов уже не слышал, он читал. Сначаларазбирать почерк было трудновато, но довольно скоро глаза привыкли, и делопошло быстрей.

В понедельник с самого утра Порфирий Петрович занималсяделом хлопотным, но небесприятным — обустраивал казенную квартиру, вплотнуюпримыкавшую к его служебному кабинету (удобнейшая вещь!). Кое-что надобно былоподправить и подкрасить, прибавить уютца, а самое головоломное — найти местодля книг, покамест лежавших в коробках. Прежний жилец обходилсяодним-единственным шкапом, в котором содержались лишь пыльные тома сзаконоуложениями, новый же обитатель любил не только юридическое, но и вольноечтение, так что пришлось заказывать столяру два десятка поместительных полок,которые только нынче прибыли и устанавливались на место.

С наслаждением вдыхая запах стружки и свежего лака,надворный советник (таков был чин новосела) аж примурлыкивал от удовольствия,собственноручно расставляя по рядам сочинения Декарта и Мирандолы, томикиЛермонтова и Пушкина, равно как и новейшие сочинения европейских литераторов —Стендаля, Диккенса, Гете, ибо был обучен трем главнейшим европейским языкам, несчитая древних.

Порфирий Петрович, шесть дней назад определенный приставомследственных дел в Казанскую часть Санкт-Петербурга, был собой не сказать чтобыкрасив или хотя бы представителен. Росту пониже среднего, полноватый и даже сбрюшком, без усов и без бакенбард, с плотно выстриженными волосами на большойкруглой голове, как-то особенно выпукло закругленной на затылке. Пухлое,круглое и немного курносое лицо его было цвета больного, темно-желтого, нодовольно бодрое и даже насмешливое. Оно выглядело бы, пожалуй, даже идобродушным, если бы не выражение глаз, с каким-то жидким водянистым блеском,прикрытых почти белыми, моргающими, точно подмигивая кому, ресницами. Взглядэтих глаз как-то странно не гармонировал со всею фигурой, имевшею в себе дажечто-то бабье. Однако же те, кто знал Порфирия Петровича по службе, необманывались округлостью его неспешных движений и плавной вкрадчивостью речей.Да и новые сослуживцы уж успели заметить, что человек он толковый, хотя и небез странностей.