Но долго переживать из-за сломанного шприца Рулету непришлось. Из подъезда как раз выкатился Ботаник и затопал к своему «мерсу».Папка у него сегодня была черная, и прижимал он ее к себе, чисто как мамашамладенца.

Момент был супер, во дворе ни души. Ну, Рулет и рванул.

Подскочил сзади, когда тот уже башкой в дверцу сунулся.Одной рукой за ворот его, другой рванул папку из-под мышки. Еще шикнул длястраху: «Тихо, ****, убью!»

А тот как взвизгнет, обеими руками в папку вцепился, и ни вкакую.

Рулет, между прочим, сам на нерве был, среди бела дня же,каждую секунду дверь подъезда открыться может или из подворотни кто вылезет. Неговоря уж про окна.

Короче, схватил Ботаника обеими руками за шею и давайколотить башкой об дверцу. Так Рулета от ярости и страха зауродило — ничего невидит, не слышит, только фиолетовые круги перед глазами.

Очухался, когда мужик уже на сиденье сполз, кровь у него изушей, и голова обвисла. Папку подобрал, попятился.

Как через подворотню в переулок выскочил, не запомнил.

За-мо-чил, за-мо-чил, стучало в висках у Рулета. Всё, теперьвсё. Сгорел, как в танке! В углу заплачет мать старушка, слезу рукой смахнетотец. То есть отца у него не было, но это в песне так поется, про танкистов,которые в танке сгорели.

С отходняка на Рулета и без того всегда жуткая шуганьнакатывала — это когда всего шугаешься, от каждого шороха закидываешься, ночьювоешь от страха. А тут реально человека замочил. Хотел — не хотел, кого этоколышет. И наверняка бабка какая-нибудь поганая из окна видела, им же делать нехрена, только с утра до вечера во двор пялиться. Видела, узнала Рулета, уже вментуру названивает.

А в ментуру Рулету было никак нельзя. Сдохнет он за решеткойбез «хлеба». В кошмарных мучениях.

Спокойно, спокойно, повторял Рулет, шаркая ногами потополиному пуху. Но успокоиться можно было только одним способом.

В первом же незапертом подъезде он осмотрел добычу.

И чуть не заплакал.

Ни банана в черной папке не оказалось. Ни денег, ни кредитнойкарточки, ни даже водительских прав. Только стопка старых бумажек. ЧегоБотаник, козлина, так за эту макулатуру цеплялся, непонятно. Только себе хужесделал и Рулета конкретно закопал.

На всякий случай Рулет перетряс листы получше, но ничегомежду ними не обнаружил. Пожелтевшие страницы, на них какие-то каракулибледными коричневыми чернилами, да еще чиркано-перечиркано всё.

Один навар — папка богатая. Натуральная кожа, под крокодила.А может, и чистый крокодил.

И двинул Рулет на Плешак, где герои Плевны собираются. Всмысле героинщики. Там и днем, если повезет, можно найти барыгу, кто не забабки, а по бартеру пушерит.

И сжалилась карма над бедным Рулетом, реально повезло. Тоесть сначала минут двадцать он всухую протоптался. Народу в сквере было полно,но всё не то, мимо кассы: кто так на травке валялся, кто партнера искал (там,на Плешке, еще и пидоры тусуются). Но потом на скамеечке углядел Рулетзнакомого кровососа Кису. Киса, во-первых, фуфла никогда не втюхает. Во-вторых,всегда затаренный, герыч прямо при себе носит (тащиться за товаром на «бухту» уРулета сейчас бы сил не хватило). А главное, не одним баблом берет. У Кисы науказательном пальце татуха, для новых клиентов: перстень с наполовинузачерненным ромбом. Это значит «пушерю на обмен». Короче, то, что надо.

Отошли за кустик. Киса папку пощупал. Понравилась.

Сговорились за две дозы плюс машинку в придачу — свою-тоРулет грохнул.

Глядя, как Рулета всего колотит, Киса посочувствовал:

— Что, веревки горят? Ничё, сейчас задвинешь стеклышко— отпустит. Сам-то попадешь или помочь?

— Фигня, — ответил Рулет, которому от одногоприкосновения к ампуляку уже, полегчало. — Ох, не хочет кровь струиться,не пора ли нам взбодриться!

Хотел уйти, но Киса окликнул, показал на брошенные листки.

— Ты не мусори. Здесь, между прочим, люди ширяются.Отнеси до урны, выкини.

Рулет взял бумажки подмышку, дошел до оградки. Местохорошее: тут кусты, там машины несутся.

И листкам применение нашлось. Подложил их на каменныйпарапет, чтоб задницу не студить. Одна страничка, верхняя, упала — так онподобрал, культурно. Снизу подсунул.

Сел с кайфом. Зарядил агрегат. С дыркой пришлось малостьповозиться, но в конце концов попал. Пустил в стекляшку крови на контроль, какположено. Потом вмазал. Ровно две трети, остальное на догон оставил.

Ему стало хорошо, уже когда шило домой попало, то есть ввену вошло. А как вдарил приход и по всей системе, по каждой клеточкешандарахнуло волшебным током, наступило счастье. Весна на душе. Кстати, кино тостарое, из детства, «Весна» называлось, он вспомнил. И запел: «И даже пень вапрельский день березкой снова стать мечтает».

Да хрен его кто поймает. Даже искать не станут. Во-первых,потому что в этом мире всем на всё с прибором, а во-вторых, потому что лохи онивсе против Рулета. И бабки никакой у окна не было, а то высунулась бы изаорала. Тип-топ всё, можно не париться.

Он встал, сладко потянулся.

Взял из стопки страничку, посмотреть. Очень она Рулетупонравилась. Гладкая такая на ощупь, кайфово желтоватая и строчкировные-преровные. А между прочим, без линеек. Разобрать почерк трудно, но нафига его разбирать? Только зря грузиться.

Всё ему сейчас ужасно нравилось: и солнце в небе, и зелень,и разноцветные машины на улице. Хорошая штука жизнь, если, конечно, житьправильно. И мозгами работать.

А мозги у Рулета запустились на полный оборот. И стукнулаему в башку идея, гениальная.

Не надо бумажки эти в урну бросать. Они старые. Им, может,сто лет. Хендрикс (это знакомый один, на барбитуре сидит), недавно рассказывал,что на Солянке есть мужик, который старые бумажки берет. Офис у него там, содвора вход. Как контора называется, Рулет позабыл, но Хендрикс говорил, найтилегко, там табличка висит. Он на чердаке целый сундук с макулатурой нашел, такмужик этот много чего отобрал. И отбашлял сразу, на месте.

Может, придурок этот солянский возьмет листки? Глядишь, ещена одну дозу хватит. Надо ведь и про будущее подумать.

Главная гениальность идеи, осенившей Рулета, состояла в том,что Солянка была вот она, прямо за углом. Пять минут ходу, даже меньше.

Сложил он бумажки поаккуратней и пошел. Почти что полетел.

Кто другой, потупее, запутался бы во внутренних дворах иподворотнях огромного серого дома, выходящего разом на три улицы, а Рулет почтисразу нашел нужную арку, потому что башка варит и вообще всё в масть.