Изредка проносились над головами птицы, и одна– сорока с золотисто-зеленым, нарядным отливом восхитительного оперения – селана коряжину и долго косила бусинкой глаза на бьющиеся в судорогах тела,исторгающие хриплые крики, – бесстрашно смотрела, и только когда Олег,перекатившись на камни, бессильно раскинул руки, птица вспорхнула, вспугнутая,и, сделав прощальный круг, улетела к лесу, откуда тотчас разнессяпронзительный, захлебывающийся стрекот.

Они посмотрели друг на друга – и зашлись вбессильном хохоте.

– Теперь всем расскажет! – выдохнулаЖеня. – Всему лесу!

– Да, проходу нам точно не дадут, –усмехнулся Олег. – Придется убраться, пока тут не собрались все лесные обитатели,а то еще притащатся твои знакомые, медвежье семейство, в качестве полициинравов, а у меня в обойме выстрела на два осталось.

– А запасная?

– А запас карман уже не тянет. Я все за ночьрасстрелял. И зря, как выяснилось. Тебя не нашел, зато спугнул, похоже, всех,кого только мог. Единственное, что теперь остается, – это подозревать,зачем Корнюшин явился на свою дачу. Думаю, тот человек, которого он такчувствительно приложил, – его подельник, по-нынешнему – бизнес-партнер.Знать бы еще, в каком бизнесе! Они не поладили, повздорили, Корнюшин егоуспокоил – неведомо только, навсегда или на время.

– На время, – сказала Женя. – Когдаты ринулся в лес, я вернулась в дом, но того человека в комнате уже не было. Онпрятался в соседней, а когда начал открывать дверь, я от страха потеряла головуи ринулась прочь. Вдобавок он включил прожектор, освещающий сад, и мне простонекуда было деться, кроме как бежать в тайгу.

– Понятно, – протянул Олег. – Вовсяком случае, хотя бы на время Корнюшин от подельника освободился. Конечно,точно сказать нельзя, но, по-моему, у него здесь была назначена еще однавстреча, на которую он хотел явиться без партнера. Я слышал шум мотора, потомголоса – вскоре после полуночи, но еще до того, как ты закричала. Потом, когдая начал стрелять, катер ушел, однако еще дважды пошумливал у берега ночью,словно пристать не решался. Вообще этой ночью в тайге было большое движение! Ноесли тут намеревались что-то сгрузить, я их, конечно, напугал своей пальбой.Вполне может быть, конечно, что это никакого отношения к Корнюшину не имеет. Вовсяком случае, ясно одно: у нашего гробовщика теперь два серьезных неприятеля:тот мужик, который валялся на даче, и тот, за которым я бежал, твой урод.

– Урод! – вскинулась Женя. – ТетяКатя так и сказала, помнишь: урод!

И замерла, нахмурясь. Это воспоминание ословах тети Кати вспыхнуло так ярко, что затмило другую картину, только чтомедленно оживавшую в памяти: человек лежит в углу комнаты, одна рука прикрываетголову, другая бессильно откинута… Что-то было в этом, что-то было… но что?

Женя сердито мотнула головой: нет, невспомнить! И разочарованно взглянула на Олега:

– Но, судя по показаниям Гулякова, тот, ктоубил Неборсина, – видный, красивый человек. Он что-то такое даже сказал:профиль, мол, как на медаль.

– Или их там целая банда крутится, или, как ипредполагает наш друг Дима Грушин, который, боюсь, на нас с тобой уже вовсесоюзный розыск подал, все эти убийства никак между собой не связаны. Цепьсовпадений, не более! – отозвался Олег, но тут же осекся: – Хотя Алина…Да, все еще больше запутывается. А у вас там по разработкам, связанным с этимисмертями, не мелькал никакой урод?

Женя прижала руку ко рту.

– Ваныч! – выговорила невнятно. –Как я сразу не вспомнила! Девчонки в манеже говорили, что Ваныч, один изподметальщиков, которые исчезли сразу после несчастного случая с Климовым, былна редкость уродлив. Они его жалели. Но как же он мог оказаться здесь?

– Думаю, без самолета не обошлось, –хладнокровно сообщил Олег. – На крайний случай, без поезда.

– Да это же бомж, бродяга, откуда у негоденьги! – вскричала Женя, но потом сама поняла, что говорит глупости.

– Кстати, – прищурился Олег, – немного ли в этой истории бомжей? Ваныч, потом Гуляков… А он сам, тот Гуляков, изсебя каков был? Ты его не видела?

– Нет, как-то не пришлось. А потом он пропал.

– Да, интересно. Дал какие-то показания – исгинул. Теперь, значит, убийцу Неборсина можно искать только на основании егопоказаний. А если у него что-то со зрением? Если вообще извращенный вкус? Ишьты, медальный профиль! Ну ладно, вставай, моя радость, пошли, труба зовет. Еслимы упустили всех персонажей этого представления, может быть, еще не остыли хотькакие-то их следы?

* * *

Так сказал Екклезиаст. Так сказал бы и я, даон успел раньше».

Из дневника убийцы

* * *

Таежную полосу, которая вчера представляласьЖене непроходимой, нескончаемой чащобой, они прошли за какие-нибудь сорокминут. Причем вся она оказалась испещрена паутиной едва заметных тропинок, вкоторых Олег совершенно свободно ориентировался.

– Ты что, бывал здесь раньше? – спросиланаконец Женя.

– В доброе старое время, – сверкнул онулыбкой через плечо. – Хорошее местечко, особо памятное… Меня ведь здесь иубили.

Женя споткнулась.

Олег обернулся, подал ей руку:

– Не бойся. Сейчас я вполне живой, в чем тынедавно сама могла убедиться. Но тогда до города меня довезли уже не живым.Правда, повезло. Как раз в это время в военный госпиталь с показательнымивыступлениями приехала из обеих столиц бригада реаниматоров, напичканнаявсяческими новациями. Вынули парнишку с того света…

Женя резко шагнула вперед, прижалась, но Олегнетерпеливо отстранился:

– Без драм, ладно? Если ты даже шрама незаметила, то о чем вообще беспокоиться? – И опять двинулся вперед.

Женя промолчала. Ого, не нашла! Но почему-топостеснялась спрашивать.

Жутко! «Здесь меня убили…» Помнится, онговорил, что ранен был давно, лет десять назад. Сколько же ему тогда было:двадцать два, двадцать? Да, почти ровесник тех ребят, которые гастролировали поБАМу со своим забавным и опасным спектаклем, почти ровесник того парня, которыйиз-за этого спектакля… Как странно мешается со смертью жизнь, как невыносимо!Дико думать, что Женя приехала бы в Хабаровск и бродила здесь одна, без Олега.То есть она никогда не встретила бы его, даже не знала бы, а на хабаровскомкладбище…

Железная пирамидка с красной звездочкой иовальной фотографией молодого, смеющегося Олега так ясно возникла передглазами, что она опять споткнулась.

Олег обернулся: