я доверяю тебе, – обернулся заместитель к генералу. Даже удивившись такой чести, Генор – сдерживая счастливую улыбку, ответил:

– Я не подвиду! – после чего выехал вперёд. Строгим, не кричащим, но максимально громким голосом, Генор скомандовал:– Подготовить тыльный залп!

Из сохранявших дальние позиции рядов, по оставленным как раз для них тропам – стали выезжать ракетные установки, во многом превосходившие людские. Их мощные колёса, высотой по нэогарский пояс, с лёгкостью рассекали песок; стоявшие позади двухметрового дула нэогары – видели перед собой удобную систему наведения, держась за что-то похожее на руль. Размер этих установок превышал любого нэогара; управлявший ракетницей на полторы головы возвышался над стоявшими на песке солдатами.

Показав свои смертоносные орудия – имперская ударная группа растянулась ровной линией перед всем авангардом, закрыв ракетницами практически всех собратьев. Только Генор, оставшийся в центре между двумя флангами, был хорошо виден и свободен в движениях. Восхищённо осмотрев растянутые меж берегами пушки – примечательные широкими длинными дулами, генерал скрыл улыбку и, замахнувшись – выкрикнул:

– Прицелить удар!

Не совсем синхронно, но довольно быстро каждый наводчик поднял дуло ракетницы вверх, создав практически ровный угол, но всё же слегка его наклонив.

– Удар!!! – прорычал генерал, со всего размаха опустив руку. Не успела его ладонь пасть ниже сидения на кентавре, как все установки разом пальнули. Вспыхнув яркими вспышками под местом для наводчиков, выкрашенные в бело-чёрные линии ракеты покинули свои «дома». Взмыв в безмятежное небо, крупные снаряды, не походившие ни на одно живое существо, с оглушительным хриплым свистом устремились к целям. Не прекращая пронзительным гулом отвлекать от основного боя солдат, окутанные смертью ракеты очертили серым дымом длинную, бесцветную радугу и, опустив носы ниже хвостов, наконец, перестали свистеть. В этот момент они преодолели наступавших кентавров с самураями, избавив их ряды от возможных потерь.

Разогнавшись будто сильней, чем прежде, залп наконец достиг рыхлой поверхности. Ударив в тыл отступавших людей, бело-чёрные ракеты расцвели багровыми столбами огня и дыма. Прямо за спинами тёплых солдат, отстреливавших противников – разгорелись трёхметровые вспышки погибели. Ударная волна без малейших проблем отбросила всех, кто посмел подойти слишком близко – обратно на фронт, прямо в лапы услужливым пешкам. Кому повезло больше: тем, кто сразу обгорел и не понял сути случившегося, тем, кого убило разъярённой ударной волной, или тем, кого тут же перехватил кентавр, с готовым жезлом или самурай, с уже тупым, окровавленным мечом – решить было невозможно. Завидовать остались лишь те, у кого сохранились силы вести бой, и патроны, чтобы стрелять по врагам.

Само с собой погибли и имперские приспешники, которым не хватило сообразительности оставаться подальше от вражеского тыла. Но сотни кентавров, разбросанных в виде кусков, и дымившиеся людские трупы, лежавшие около залпов тысячами, не могли идти в сравнение.

В тех точках, куда попали воздушные жнецы, теперь красовались глубокие, выжженные кратеры, напрочь отрезавшие путь к границе Евразии. Все отправленные на удержание врага в песчаных пределах, просто не могли вернуться к своим; они либо живьём запеклись бы в покрытых расплавленным песком кратерах, либо погибали, стараясь забрать с собой хоть пару ненавистных расходных нэогаров.

Граница союзников, что отдалялась лишь парой сотен метров от тех, кому не суждено было возвратиться домой, в ужасе наблюдала за последней бойней, на той линии фронта. Генерал людских сил, а также все, кто стоял стеной у порога в свой континент – не могли видеть все подробности из-за пыли, дыма и кратеров, что изменили ландшафт. Но крики, выстрелы, мелкие взрывы и предсмертные стоны, прерванные очередным ударом кентавра – смогли передать всю картину творившихся по ту сторону зверств. Генерал, чья воля долженствовала быть стержнем всей армии, держась за плечо одного из солдат, смотрел сквозь мешавший пар на остатки своего отряда. Его лицо испачкал страх; рот приоткрылся, глаза наполнились тоской и слегка покраснели, а лоб сморщился. Неоднозначно выглядели и многие солдаты: на их лицах, как и в их сердцах, гнев сражался со страхом, а ненависть давала бой отчаянью.

Удивительная своим холодным величием стальная орда, в чьи ряды возвратились ракетные установки, толком не отреагировала на победу. Ровные ряды готовых к бою нэогаров – сохранили спокойствие, наблюдая за угасавшим фронтом.

– Отлично сработано! – похвалил протеже Кан, глядя в спину Генору.

– В этом не было, – начиная разворачиваться, прогундосил он, – ничего сложного, – смотря вниз с ровной шеи, потопал нэогар обратно, на своё место. Он всеми силами скрывал эмоции, но под маской безразличного генерала, легко замечалось некое уныние. Встав обратно за Кана, немного опережая Сталиса – Генор продолжил смотреть на фронт.

– Это было твоё первое, массовое убийство? – вытягиваясь к юнцу, тихо спросил Сталис.

– Это было вообще первое, моё убийство…– даже не обернувшись, также вяло ответил нэогар.

– Интересного генерала, подобрал Кан, – усаживаясь как прежде, промямлил барон.

Печальная тревога – самое точное описание чувств генерала людской армии, запечатлевшихся на его потёртом старостью лице. Его душа болела и разрывалась при виде новых жертв, принесённых имперской бесчеловечностью, и он бы отдал всё, что угодно, включая свою жизнь, чтобы спасти их от страшной расправы. Но его жизни в таком обмене не хватало, а жертвовать чужими – запрещал рассудок.

– Отступаем! – не смев поднять головы, скомандовал он. – Движемся к блокаде у Авангардного города, – прекрасно осознавая всеобщее недовольство, проскальзывал среди рядов командир. – А этим тварям, подготовьте танец со смертью, – выплеснув весь гнев именно в этой фразе, даже остановился генерал. Разжав трясшийся от напряжения кулак, мужичок продолжил спешно уходить от границы с Евразией, пока разбегавшиеся трусцой солдаты направлялись к транспорту, или же сразу к дому.

По другую сторону глав войск – Сталис, неустанно разглядывая беспощадные зверства кентавров с самураями над последними, достойными вечной памяти героями, вяло спросил:

– Что дальше? Первая победа за тобой, но ты всего лишь истребил примерно пятьдесят тысяч человек, заплатив за это половиной собственных пешек, – рассудительно подвёл итог барон. – Может я и проиграл свою войну, но как по мне, ты поступил глупо, – критично ударил бывший король по самолюбию Кана.

– Эта груда воинствующего железа не несёт ценности, – тяжело ответил Кан, не желая показывать собеседнику лица. – Я могу позволить хоть всем до последнего быть уничтоженными. Мой долг – спровоцировать бывших рабов всего на один ход, и победа за нами, – монотонно выдавил заместитель императора, не стараясь скрыть недовольство.

– К тому времени, когда твоё мясцо для пушек добьёт набитые костями мешки – рвы от ракет успеют остыть, – будто делая одолжение, сообщила Магна.

– Хватит с нас ожиданий, – изрёк Кан, после чего его кентавр зашагал вперёд. – Все за мной, – громко скомандовал полководец сильным, раскатистым голосом.

Всё войско, что ещё не приступило к сражениям, тотчас последовало за ним. Генор, не смев ослушаться, также поехал вслед за начальником. Только Магна демонстративно закатила глаза и, покачивая головой, отправилась в неспешный путь, так и стараясь всегда опережать Сталиса.

– Корпус кентавров, корпус самураев – встать в строй! – приказал глава всех собранных сил.

Моментально забыв о стремлении разорвать ударом жезла или покромсать едва целыми мечами, каждый