– Да.

– Что мне с того? – тут же вырвалось у него. Как рефлекс.

Он серьезно? Неудивительно, что Тейт ненавидел его.

– Кроме радости, привилегии и чести помочь издать книгу вашего сына?

– Я на мели, – объяснил он. – И не был трезвым около двух с половиной десятилетий.

Я чувствовала себя обманутой. Идиоткой. Поддалась на закон о трезвости, когда вся история Терренса Маркетти говорила об обратном.

Я покачала головой, отчасти желая выйти за дверь, но осталась ради Келлана.

– Если вы ждете финансовый стимул, то я уже сказала редактору, что вырученные средства будут пожертвованы.

– Пожертвованы? – повторил он как попугай.

Я ждала, что Терри поднимет шум. Начнет угрожать, что подаст на меня в суд, где нам пришлось бы бороться за права на книгу. Но этот разговор, похоже, шел не в том направлении. Если он украл «Несовершенства», как предположил Тейт, то не захочет привлекать к себе внимание подобным образом. Ну, предположим, что он занимался плагиатом. Я поверила Тейту, потому что знала, что он не стал бы лгать мне об этом. Но поверить в это невозможно точно так же, как и в трагедии. Нужно было время, чтобы смириться с этим.

– Ты и правда считаешь, что сможешь продать ей книгу? Келлан мертв. У его дебюта не будет продолжения, как и других книг, на которых можно было бы полагаться.

Я не смогла скрыть дрожи. Терри был таким черствым, когда говорил о сыне, что трудно поверить, что он вообще его любил. Я придвинулась ближе, принюхиваясь к алкоголю. Он, должно быть, пьян. Его глаза сияли, как верхушка глазированного пончика.

– Я не остановлюсь, пока книга не будет продана, – поклялась я.

Он на мгновение замолчал. Я ждала, затаив дыхание. Одна секунда растянулась на десять. Потом двадцать. Я выдохнула в тот же момент, когда Терри снова заговорил.

– Нет.

– Нет?

– Тебе нужна ватная палочка? Я постоянно таскаю их из комнаты Тейта.

– Почему?

– Потому что они свободны, я на мели, а этот неблагодарный гаденыш не выделит мне ни чертового доллара, – он цокнул языком. – Этому ублюдку стоило бы быть более благодарным, учитывая, что я его породил.

– Почти уверена, что дети вылезают из влагалища, но можете уточнить у Тейта. Я не акушер.

Он махнул рукой.

– То же самое дерьмо.

Я скрестила руки на груди.

– И я имела в виду, почему вы не хотите помочь отредактировать книгу Келлана? – я приподняла одну бровь. – Но мы оба знаем, что именно это я и имела в виду.

Он закатил глаза, невнятно произнеся:

– Потому что для меня в этом ничего нет, – он с намеком поиграл бровями и многозначительно скользнул взглядом по моему телу, чем достиг дна уровня Марианской впадины.

Поверить не могу. Поверить не могу, что он может быть таким эгоистичным (или отвратительным). Ни за что. Наверное, его сдерживало что-то еще. Я вытащила страницу «Милого Яда» из сумки и разгладила ее. Сердце забилось быстрее – как и всегда, когда я видела эти слова. Я подготовила отрывок на случай, если переговоры дойдут до максимальной боеготовности. Терри уставился на текст так, словно это была заразная болезнь, которую он не хотел подхватить.

Он знает.

Точно так же, как я знала, что от помощи мне его удерживало что-то еще.

Я прочистила горло и прочитала:

– Что можно сказать о человеке, чья тень больше, чем его тело? Мой отец стремился привлечь к себе внимание и быстро понял, что единственный способ добиться этого – книги. Какое-то время все шло хорошо, пока реальность не обрушилась на него, как разрушительный мяч Майли Сайрус. Оказывается, когда ты гонишься за вниманием, оно кусает тебя за задницу. На этот раз в образе папарацци с густыми усами. Что привело меня к сегодняшнему дню.

– Хватит, – рявкнул Терри.

Я настаивала.

– Я прогулял занятия, когда узнал, что у этого мудака на утро запланировано кесарево сечение, и его не будет там, чтобы ответить на звонки администрации Сент-Блевотины. Папа, казалось, был одержим идеей напиться до смерти, привнеся совершенно новый поворот в «Будь водой» Брюса Ли. В пивнушке, расположенной по соседству с его домом, по вторникам продавали выпивку за пятьдесят баксов. С тех пор как папа начал проявлять признаки примирения с тем фактом, что он был Давидом в этой битве с налоговой службой, это стало его новым местом работы.

Терри сжал колени, побагровев так, как я считала невозможным для человека.

– Приехав, я выбрал место сзади. Чтобы видеть все помещение. Я прятал лицо под капюшоном толстовки. Папа, спотыкаясь, прошел мимо шаткой двери с таким видом, словно последние три дня готовился к этому моменту. Даже если бы он меня увидел, то не узнал бы в таком состоянии.

Терри рухнул на диван, уставившись в потолок. Он выглядел так, словно отключился. Как будто знал, что будет дальше, и думал, что заслужил боль, услышав это.

– Бармен разбавил рюмку дешевой водкой и пододвинул ее к отцу. Он проглотил ее так, будто она была божественным нектаром. Меня породил этот человек. Я делил с ним одну ДНК. Может, именно так моя жизнь превратилась в этот бешеный гребаный праздник. Я почти не вступал с ним в конфронтацию. Почти пропустил это мимо ушей, настолько он был жалок. Вы знаете эту поговорку. Жалкие жизни порождают жалкую ложь. Что ж, он породил большую, жирную ложь. И кем же это его сделало?

Изо рта Терри вырвался сдавленный хрип.

– Я узнал правду от репортера, которому заплатил папа. Он думал, что делает мне одолжение, разбивая вдребезги жизнь, которую мне едва удалось склеить клейкой лентой и ядом. Это правда во всей ее уродливой, испорченной, разрушающей жизнь красе: папа дал маме таблетки, которые ее убили. Сначала он нашел ее мертвой. Он ушел, зная, что я ее найду. Зная, что так ему не придется иметь дело с папарацци, разбившим перед нашим домом лагерь, пока судмедэксперт вывозил маму в мешке для трупов. Вот в чем заключается разочарование. Это значит, что вы чего-то ожидали. Моя вина. Урок усвоен. Ошибка, которая больше никогда не повторится.

– Остановись.

– Я шагнул вперед, положил руку папе на плечо…

– Хватит! – Терри пнул кофейный столик. Он отлетел к стене и оставил вмятину.

Я вздрогнула, опуская страницу. Если это потрясло его, то рукопись разрушила бы все, выпустив его демонов разгуливать на свободе. Эта сцена была скучной по сравнению с остальным.

Ему это нужно. Как и Тейту.

– Ладно, – пробормотал он.

– Это означает «да»? – я скрестила пальцы за спиной, молясь.

– Прекрасно, прекрасно. Да.

Я вытащила документ и ручку из сумки, подталкивая их в сторону Терри.

– Мне нужно, чтобы вы подписали это.

– Что это?

– Это контракт, согласно которому вы отказываетесь от любых притязаний на «Милый Яд», в том числе после того, как внесете вклад в процесс редактирования.

Он помахал бумагой, сминая ее.

– Ждешь, что я это подпишу?

– Это единственный способ заполучить книгу.

– Может быть, мне она не нужна, – он начал играть жестко.

Я подняла руку, качая головой.

– Нет. Мы оба знаем, что вы в долгу перед ним.

– Умная девочка, – проворчал он, нацарапывая свою подпись на бумаге, используя свое тощее бедро в качестве стола. – Крепче, чем кажешься. К тому же садистка.

Я забрала у него контракт, на всякий случай сфотографировала на свой телефон и надежно спрятала в толстый конверт, вернув в сумку.

– Прежде чем мы начнем… – Я замолчала.

Вот тут-то все и стало сложнее. Я прикусила нижнюю губу.

– Ты хочешь от меня чего-то еще? Похоже, я слишком много отдаю и взамен ни хрена не получаю.

– Вы должны понять, что я буду постоянно контролировать ваше взаимодействие с рукописью. Я не оставлю вас с ней наедине. Относитесь к этому так, как будто это мой ребенок. На самом деле я буду давать вам по одной главе за раз и заберу ту главу, когда вам понадобится новая или когда я уйду.

Мои слова были встречены тишиной. Терри разразился внезапным, маниакальным смехом, добавив непринужденно:

– Тейт рассказал тебе о плагиате.

О плагиате. Ну да, по сути.

– Да.

– Я был молод и глуп, – он отмахнулся, как будто отгонял муху.

– Не настолько молод, – отметила я.

– Неважно. Ничего страшного. Больше этого не повторится.

Он признал это. Великий Терренс Маркетти только что признался в плагиате. Смотреть на него