что у меня не хватит пальцев, чтобы сосчитать их, – я издал смешок, более сухой, чем у матери Терезы. – Келлан не знал, что Терри украл «Несовершенства», впустую потратил свою жизнь, боготворя своего отца. Посмотри, к чему это его привело, Чарли.

– Но…

– Не обращайся к Терри. Это добром не кончится. Этого никогда не происходит.

Глава шестьдесят первая

= Тейт =

Я понял, что это плохая идея, как только она пришла мне в голову. Но теперь я был не властен над своими импульсами. Полагаю, это заложено в моей ДНК. В конце концов, я сын Терренса Маркетти. Под этим предлогом я впервые за долгое время сел в «Лексус» и поехал в район, расположенный севернее, чем я бывал в городе.

Моррис-Хайтс состоял из многоквартирных таунхаусов и жилых комплексов, построенных после волны поджогов в семидесятых годах. Они занимали улицы, где преобладали многоквартирные дома средней высоты, пустыри и крутые лестницы, которые объясняли подтянутую задницу Шарлотты Ричардс.

Я припарковался в единственном месте, которое смог найти, и терпел непривычную жару, на каждом шаге проклиная холмы. Сейчас я нарочито игнорировал все признаки того, что мне не следовало приходить. Мне нужен намек, от которого я не мог бы отмахнуться. Удар молнии. Сердечный приступ. Инсульт.

Ты там, Боже? Выбирай сам.

Я прошел мимо нескольких семейных ресторанов. Поднялся по чертовой тысяче ступенек. И, наконец, оказался перед комплексом, где жила Чарли, и ждал, когда кто-нибудь позвонит в домофон и я мог проскользнуть внутрь, как сталкер.

Я достиг предела нездоровой одержимости около тридцати ошибок назад и задавался вопросом, смогу ли вернуться в прошлое. Перемотать время. Избавиться от дурости, обычно характерной для мальчиков предпубертатного возраста и с недоразвитыми мозгами.

Нет. Я проскользнул в дверь сразу после семьи из четырех человек, и это в значительной степени решило спор о том, можно ли спасти мою душу. Я поднялся на третий этаж. Подошел к квартире Чарли. У меня не было веского оправдания для того, что делаю… кроме того, что я вообще не просил ее выбирать меня своим гинекологом. Я не виноват в том, что у меня был доступ к записям пациентов, в том числе и к ее анкете, и не виноват, что однажды она оставила свой бумажник раскрытым у меня на столе. Никто не приглашал ее в мой дом. Уж точно не я. Во всяком случае, я мог бы возложить вину на нее за то, что она совершала бесполезные поступки.

Протяни еще немного, придурок, и присоединишься к НБА с таким размахом.

Я заколотил кулаком в дверь. Чарли была у меня дома, когда я уходил, а значит, самое время для очной ставки. Дверь распахнулась. Я одарил Лию улыбкой, заверяя, что мне можно доверять, и понял, что выгляжу странно, заявившись к ней домой, а, по словам ее сестры, у Лии в целом были проблемы с людьми.

– Привет, – я протянул руку. – Меня зовут Татум Маркетти. Приятно познакомиться. Нам нужно поговорить.

– Маркетти, – повторила она себе под нос. – Где я слышала эту фамилию? Не может быть, чтобы письмо… – Она вытаращила глаза и отшатнулась от моей протянутой руки. – Брат Келлана?

Я кивнул, перестав улыбаться. Как будто мне нужно было напоминание о том, откуда она знала Кела. Лия вышла в коридор и начала закрывать за собой дверь, но ее взгляд зацепился за квартиру напротив. 3D. Ее ноги двинулись обратно к квартире, и Лия отошла в сторону, пропуская меня внутрь.

– Это из-за письма?

– Нет.

Лия заерзала. Казалось, она часто это делала. Кончики ее пальцев потянулись вверх, чтобы провести по лицу, но она опустила их прежде, чем они соприкоснулись с толстым слоем макияжа. У нее была такая же нервная привычка, как у Чарли, только та дергала ногой. Сестры Ричардс были ранены, и у них была сила исцелять друг друга.

Она положила одну руку на другую и потерла ее.

– В чем дело?

– Чарли.

Для протокола, я пришел сюда не ради Чарли. Я увидел себя в Лии. Видел каждую возможность, которую упустил с Келом. Каникулы. Дни рождения. Подшучивание. Старение. Будущее, которое у него могло быть, если бы я взял себя в руки раньше и обратил внимание. Вот почему я ничего не мог с собой поделать, как бы часто ни останавливался на обочине и не приводил доводы в пользу того, что должен вернуться домой. Я увидел в Лии Ричардс все ошибки, которые совершил сам, и это привело меня в ярость. Я пришел сюда не из-за Чарли. А из-за меня.

Разумеется.

– Чарли… – Лия приподняла бровь, вновь проводя по мне оценивающим взглядом. Ее руки переместились на бедра. Нерешительность исчезла. – Вы имеете в виду Шарлотту?

– Я имею в виду женщину, которая из-за вас не может ни на чем сосредоточиться дольше тридцати секунд.

– Не поняла? – Огонь зажегся в ее глазах. Того же оттенка, что и у ее сестры. – Послушай, приятель, кто ты, черт возьми, такой, чтобы врываться в мой дом и говорить со мной о моей сестре?

– Ты открыла мне дверь и отошла в сторону, – я прислонился к стене, предлагая ей держаться на расстоянии. – Я бы не расценивал это как вторжение.

– Как я говорю, так оно и есть. Мой дом. Мои правила.

– Интересно, – пробормотал я больше для себя.

И так оно и было. Лия говорила точь-в-точь, как я. На самом деле, возможно, я несколько десятков раз дословно повторял те же слова Терри. Только за последнюю неделю.

– Интересно? – она наморщила нос. – Я тебя не знаю. Ты не имеешь права вмешиваться в мою жизнь.

– Я знаю Чарли. Это мое дело, – я оттолкнулся от стены, выпрямляясь. – Давай начистоту. Даже если бы я обратил на нее внимание на полсекунды, это было бы на световые годы больше внимания, которое она получает от тебя.

– Она устроила пожар в доме нашего детства, – выплюнула Лия.

– Хорошо осведомлен.

– Тогда, уверена, ты так же «хорошо осведомлен», что тем самым она убила наших родителей.

– Да, но не стану перекладывать на нее вину за несчастный случай, который произошел, когда ей было тринадцать.

Я дошел до предела. У каждого такой был. Который мог в одиночку заставить самоуничтожиться.

Лия всплеснула руками.

– Не тебе решать, важно ли, что пожар был несчастным случаем! – Она шагнула ко мне, с каждой секундой раздражаясь сильнее. – Я вбежала в тот дом. Я видела, как пламя пожирало дверь их спальни. И даже не успела осознать их смерть, потому что побежала спасать сестру. Так что, извини, если мне наплевать, что совершенно незнакомый человек говорит мне о сестре, которую я спасла.

Она дико дышала, и мне пришло в голову, что я бы никогда, ни при каких обстоятельствах, не выложил свою Большую Тайну совершенно незнакомому человеку. Но Лия напоминала чайник, из которого с громким шипением вырывался пар, а через десять секунд должно было расплескаться содержимое. Возможно, она впервые заговорила об этом, судя по тому, как лились ее слова.

– Ты злишься.

– Конечно, я злюсь. Она лишила меня всего, – на каждом предложении она тыкала меня пальцем в грудь. – Моего будущего. Моего парня. Моего лица, – тычок. Тычок. Тычок. – Если не знаешь, на что это похоже, уходи и никогда не возвращайся.

– Твой парень ушел, потому что был придурком. Тебе будет лучше без него, – я щелкал пальцами при каждом опровержении. – И у тебя еще есть будущее. Ты только должна за него ухватиться. Никогда не поздно это сделать, – еще один палец. – А твое лицо? Это не то лицо, которое было у тебя до той ночи, но, тем не менее, оно прекрасно. А еще оно напоминает о том, что твоя сестра жива, – я посмотрел на нее сверху вниз, видя Лию, но также видя и себя. – Я бы все отдал, чтобы сказать то же самое…

– Я уродлива, – сказала она, как будто это что-то объясняло.

Она не была уродливой. Даже близко.

– Твоей самооценке нанесли удар. Но и Чарли тоже. Ты когда-нибудь замечала, что она вытворяет со своей ногой? Дергает ею, как будто хочет снять со своего тела? – я внимательно смотрел на Лию. Судя по всему, она никогда этого не замечала. Прошло почти девять лет, а она, черт возьми, ни разу не заметила. Боже, чего еще я не заметил в Келе? Я сглотнул, заставляя себя продолжить: – Или Чарли понимает, что ярко сияет, и уходит в себя – не потому, что хочет оставаться невидимкой, а потому, что она приучила себя верить, что не заслуживает