привязать имя мистера Маркетти к этому проекту. Такая связь уже есть по умолчанию. Я вижу сильные зерна «Несовершенства» в книге, возможно, из-за их родства, и думаю, что Терри Маркетти был бы отличным партнером. Очевидно, что Келлан черпал много вдохновения у своего отца.

– Я поговорю с ним об этом.

Вряд ли.

– Да, будьте добры. Вообще-то я не часто так делаю с книгой, на которую не подписывала контракт, но это мои заметки о рукописи – сюжетные линии, дубли, развитие событий, – она вернула мне рукопись. – Они ваши. Даже если не продадите мне книгу. Даже если продадите ее Лорану Грину из «Хэтч Пресс», этому засранцу.

Я взяла «Милый Яд» и бросила в сумку как можно быстрее, боясь, что она обожжет меня.

– Спасибо.

– Может, внесете эти правки самостоятельно или с помощью мистера Маркетти и перезвоните мне насчет контракта? Тогда мы можем запускать ее в работу, или можете предложить ее другому издательству или выставить на аукцион. – Хелен наклонилась вперед, язык ее тела противоречил словам. Она хотела эту книгу и очень сильно. И, поскольку она не стремилась продать за рукопись душу, стремилась поступать правильно, я только сильнее захотела ее в качестве редактора. – Без обид, – пообещала она, – но я точно буду завидовать тому, кто ее получит… – Хелен одарила меня улыбкой.

Я знала, что должна выразить благодарность, но было трудно говорить из-за комка эмоций, застрявшего в горле. Вместо этого я встала рядом с ней, забрала из шкафчика сапоги и попыталась как можно быстрее зашнуровать, не проявляя спешки.

– Шарлотта? – окликнула Хелен, когда моя рука коснулась двери.

Я обернулась.

– Да?

Ее взгляд остановился на сумке, перекинутой через мое плечо, в которой лежала рукопись и больше ничего. Хелен смотрела на меня взглядом, полным вопросов. Которые я не смогла расшифровать. Но затем Хелен опустила плечи и мягко улыбнулась.

– Отлично сегодня потрудились.

Но недостаточно.

В метро по дороге домой я просмотрела заметки Хелен. Они заполняли поля, написанные воинственным почерком. Она сильно критиковала те части, которым я уделяла больше всего внимания, ей нравились отрывки, которые я сохранила, несмотря на то, что всем телом протестовала против того, как Келлан изобразил себя – испуганным, одиноким, сломленным. Безнадежным.

А если ты не сможешь отдать должное книге?

Этот вопрос преследовал меня до тех пор, пока мои сапоги не коснулись знакомого ковра в коридоре моего дома, и я заставила себя признать ответ. Тогда тебе придется попросить Терри.

Я вошла в гостиную и обнаружила, что Лия мастерит кладбище разномастных вязаных шарфов. Перед ней громко орал телевизор, повторяя «Фактор страха», где женщины в бикини по очереди лежат в ванне с миллионом пиявок. Ее любимое шоу. Между тем за последние восемь с половиной лет Лия ни разу не столкнулась лицом к лицу со своим страхом. Классическая ирония.

Она остановилась на середине петли, вязальные спицы повисли в воздухе. Я затаила дыхание и ждала, что Лия что-нибудь скажет. Она этого не сделала. Мои плечи опустились. Я схватила стакан воды, просто чтобы быть рядом с ней, на случай если сестра решит, что со мной стоит поговорить.

Нет.

Целый час впихивая в себя вторую порцию еды, чтобы быть поближе к сестре, я удалилась в свою комнату. Я делила жилье с совершенно незнакомым человеком, по которому ужасно скучала.

Глава шестидесятая

= Тейт =

Шарлотта Ричардс выбила меня из колеи. Последние несколько месяцев я убеждал себя, что если мы расскажем друг другу истории о Келлане, уберем в его комнате, если я отдам ей его книги о Волшебнике страны Оз, если я передам «Милый Яд» – если, если, черт возьми, – то смогу разорвать с ней отношения раз и навсегда.

Я был неправ. Тотально.

Насколько? Чарли по-прежнему каждый день врывалась ко мне домой, не обращая внимания на мои вопросы, закончила ли она рукопись. Еда в моем холодильнике? Ее. Аромат в воздухе? Ее. Спортивная сумка размером с труп, которую сегодня утром я нашел в коридоре? Динь, динь, динь. Ее.

Во всяком случае, я был на девяносто девять процентов уверен, что эта сумка не моя. Я уставился на оскорбительный предмет, гадая, мог ли его купить. Или, еще хуже, могла ли сумка принадлежать Терри. Но когда я наклонился и порылся в ней, готовый выбросить содержимое в один из новеньких городских электрических мусоровозов, то нашел корсет. Черное кружево с огромным красным бантом, который не мог не представлять на Чарли.

Я с шумом сбежал по лестнице и бросил сумку на кухонный островок рядом с ее владелицей, не купившись, когда она притворилась, что не видит меня. В одной руке она держала тряпку, а в другой – экологически чистый чистящий раствор. Ее палец нажал на спусковой крючок. Половина его растворилась в воздухе. Другая половина попала мне на рубашку.

Чарли наклонилась вперед и вытерла стойку, напевая. Я повернулся к ней, вторгаясь в поле ее зрения. От меня не ускользнуло, что я часто придавал своему существованию форму, соответствующую ее. По сути, она лишила меня самоконтроля, и за это ее легко было ненавидеть. За восемь лет моего знакомства с Ханной с ней я никогда не терял контроль над собой. Как будто мне нужно стать гибким, приспосабливаться и расти.

Но Чарли… Черт возьми. Она должна была предупредить меня, что Келлана мучили суицидальные мысли. Еще ей не стоило врать об этом, когда она наконец со мной познакомилась. Что еще она знала? От одной только перспективы мой гнев разгорался еще сильнее. Я дал ему покипеть на медленном огне. Что-то затрещало между нами. Тяжело и зловеще. Ее внимание переключилось на меня. Сначала на мои ноги. Потом на бедра. Затем на грудь. Пульс учащался с каждой минутой, как лихорадочная вспышка, которая не переставала увеличиваться.

– У меня тут не отель Four Seasons, мисс Ричардс. Оставьте свой багаж дома. А еще лучше оставайся там, пока занимаешься книгой, – я указал большим пальцем на сумку, заговорив, как только она, наконец, встретилась со мной взглядом.

– И вам здравствуйте, доктор Маркетти. – Она поставила распылитель на столешницу и скрестила руки на груди. Тряпка задела ее плечо. Почему, черт возьми, она всегда убиралась? Вынужден признать: с тех пор, как приехала Чарли, мое жилище никогда еще не было таким чистым. – Странная у нас погода, – заметила она. – День очень быстро превратился из солнечного в облачный.

– Возможно, вы раздражаете еще и природу.

– Я говорю не о погоде, Тейт.

Я выгнул бровь.

– Я тоже говорю не о природе, Лотти.

Она отшатнулась от этого прозвища и оборвала разговор. Я подумал, не вышвырнуть ли ее вон, но вместо этого распахнул холодильник, дернув за воротник своей рубашки от Тома Форда. Чарли права. Погода как будто менялась с дикой скоростью. Мне вдруг стало жарко. И я жутко хочу отсюда выбраться.

Я схватил бутылку с газировкой и одним глотком выпил половину. Когда обернулся, Чарли продолжала уборку на другом конце кухонного островка. Я велел себе свалить отсюда к чертовой матери. Но ноги не сдвинулись с места. Это была отличная метафора того, кем мы были. Я – тень. Она – тело.

Какого хрена я еще стою рядом с ней? Ноги, тащите меня отсюда прочь.

Но эти придурки не послушали.

Я сел на табурет, не скрывая, что наблюдаю за Чарли.

– Прошлой ночью я провел кое-какие исследования.

Она не ответила.

– О количестве времени, необходимом для редактирования полнометражного романа, такого, как у Кела.

По-прежнему ничего.

– Нашел кое-что интересное.

Ничего.

Я попробовал под другим углом.

– Сегодня утром я нашел термитов. Полномасштабное заражение. Я дезинфицирую дом. Тебе придется уйти. Уверен, к тому моменту ты тоже закончишь с рукописью, так что возвращаться не нужно.

Чушь и снова чушь. Термиты. Заражение. Дезинфекция. Все это. Я не надеялся, что из этого что-то выгорит. Наши жизни были тщательно сплетенной паутиной бедствий. Нить могла порваться, но всегда оставалось еще что-то стоящее. В данном случае обрывались нити доверия и предательства. Я никогда не прощу Чарли за то, что она хранила от меня секреты. А еще никогда не смогу ей доверять.

– Дезинфекция запланирована через несколько часов. Надеюсь, к тому времени ты уберешься отсюда.

Тишина.

Чарли казалась рассеянной. Поглощенной своими собственными мыслями.

Ее благополучие – не твоя забота, Тейт.

Мне нужно