– Наконец-то ты в чем-то прав. Ничто не вертится вокруг меня. Абсолютно ничего.

На ее лице было выражение, утверждающее, что ей нужно что-то доказать. Мне? Чарли? Самой себе? Мне нужно было ее спровоцировать. Заставить выпустить все, пока не останется ничего. С удачей Чарли, скорее всего, гнев ее сестры был бездонной пропастью, из которой она могла бы выбраться, и Лия всегда будет держать Чарли в поле зрения. Но, черт возьми, я должен был попытаться.

– Повзрослей, Лия. Такова жизнь.

– Повзрослеть?! Повзрослеть?! – она выплюнула эти слова. – Да ты гений!

– А ты утратила связь с реальностью, – я покачал головой, не веря, какой пытался привести аргумент из той чуши, услышанной из подкаста о горе, который обычно включала Ханна. – Некоторые люди так боятся любви, что умеют только ненавидеть.

– И ты думаешь, это я?

– Думаю, ты потеряла родителей и боишься сблизиться с кем-то, даже со своей сестрой, потому что можешь их потерять. Вместо этого ты ведешь себя вот так.

– Или, возможно, у меня есть все причины ненавидеть свою сестру, – она указала на свое лицо. – Из-за нее я никуда не выхожу. В моей жизни никого нет. Я одна. Увядаю, когда жизнь проходит мимо меня. Я каждый день выглядываю в окно, смотрю на соседей, зная, что у меня никогда не будет того, что есть у них. И это украла у меня Шарлотта.

– Лотти. Твое прозвище для нее – Лотти. Думаю, ей бы понравилось, если бы ты снова назвала ее так.

– Это не тебе решать.

Мы ходили по кругу, и картинка была отстойной. Мне не нужна была докторская степень по психологии, чтобы понять, что ничего не выходит.

Я решил обнажить свою боль, проглотив подступившую желчь.

– Уверен, ты уже знаешь, что мой брат умер.

– Да, – она кивнула и отвернулась. Когда она снова встретилась со мной взглядом, гнев исчез из ее глаз. – Сожалею о твоей потере. Сожалею, что не отдала Шарлотте письмо. Если бы я знала, то так бы и поступила.

А если бы Чарли знала, что устроит пожар, то не курила бы в ту ночь.

– Чарли, вероятно, упустила из виду, что у меня был шанс спасти брата, но я этого не знал. У нас не пожар случился. Я не врывался в горящий дом и не видел перед собой очевидных вариантов – спасти Келлана или позволить ему умереть. Его смерть началась задолго до того, как он перестал дышать. Самоубийство – это долгий путь в тупик. Оно не происходит мгновенно. По пути есть остановки. Я мог бы успеть его спасти, но не сделал этого. Мне приходится с этим жить. Ты когда-нибудь переставала испытывать благодарность за то, что Чарли жива? Говорила ей, как рада, что она выбралась из огня?

– Конечно, я благодарна. Она сказала тебе, что не рада?

Чарли не нужно было ничего говорить. Я видел это каждый день. Она искренне верила, что Лия не хотела видеть ее в своей жизни.

– Ты когда-нибудь спрашивала ее, все ли с ней в порядке? Как она берет вину на себя? – Я сделал паузу. – Ты когда-нибудь задумывалась, была ли она когда-нибудь на этой дороге с односторонним движением?

Лия отшатнулась, как будто я выстрелил в нее.

– Нет, – она схватилась за грудь, как будто я подстрелил ее. – Она никогда…

– Попробуй спросить ее, как она познакомилась с Келланом.

Когда произнес эти слова, понял, что это правда. У них не было иной причины договариваться о встрече на оцепленной крыше Сент-Пола. Еще я задумался, не переступил ли черту, но это была та же черта, которую готова была пересечь Чарли.

Иногда я задаюсь вопросом, что бы произошло, если бы ты не вызвал полицию, когда я появилась у тебя дома, если бы Тейт приехал, если бы у меня была возможность поговорить с ним…

Я вспомнил ее слова. Они избавили меня от чувства вины, которое копошилось внутри меня. Я намеревался изложить свою точку зрения так хорошо, чтобы ее больше не нужно было повторять.

– Я… – Лия опустила голову. Она не смогла закончить свое предложение. Представила, что чувствовала Чарли. Замолчала почти на девять лет.

Всякое сочувствие, которое у меня было, иссякло. Я увещевал Лию, но в то же время осуждал себя. И это было дико, и жестоко, и уродливо. Единственный известный мне способ существовать.

– Дай своей сестре передышку. Она губит себя, пытаясь тебе угодить. Прекрати вести себя так, будто она тебе что-то должна, – выплюнул я. Невозможно было неверно истолковать мои слова. После этого больше никаких оправданий. – Ты оставила пачку сигарет на виду у тринадцатилетнего ребенка. Оставила легковоспламеняющееся дерьмо в мусорной корзине. Ты оставила зажигалку. Ты разбила ей сердце той ночью. Пришло время взять на себя ответственность за свои поступки. Я был на твоем месте, Лия. Какое-то время я пытался свалить вину на своего младшего брата. И это привело меня именно туда, куда привело тебя – никуда, черт возьми.

Я не стал дожидаться ее ответа. Говорить было нечего. Я знал, что мои слова достигли своей цели, осев где-то глубоко. Слеза скатилась по ее щеке. Лия всхлипнула. Я покачал головой и повернулся к выходу, тихо закрыв за собой дверь.

В коридоре стоял мужчина – высокий, в татуировках и весь в машинном масле. Он смерил меня взглядом, но позволил пройти, едва заметно кивнув и давая понять, что все слышал.

– Я позабочусь о Лии, – он сделал паузу. – Не знаю, кто ты, черт возьми, такой, но точно знаю: Шарлотте не понравится, что ты приехал навестить ее сестру.

– Ага, – пробормотал я, протискиваясь мимо него. Я сбежал по лестнице, зная, что Чарли убьет меня, если узнает, что я только что сделал, но ни секунды не сожалел об этом.

Ты должен ее ненавидеть.

Но в глубине души я знал, что это не так.

Еще знал, что я лицемер.

Потому что Терренс Маркетти никогда не получит от меня еще одного шанса.

Глава шестьдесят вторая

= Шарлотта =

Я следила за домом Тейта, вылив огромное количество кетчупа на остатки хот-дога, купленного в киоске. Я стояла как раз за углом. Выжидала. Ровно три часа и сорок две минуты. Я высунула голову из-за угла. Тейта по-прежнему не было видно.

Терри вошел в дом полчаса назад, но для того, чтобы войти, нужно, чтобы ушел Тейт. Он не хотел, чтобы я вовлекала его отца в работу над «Милым Ядом», но ненависть Тейта к Терри не изменила того факта, что Келлан боготворил своего отца, а я не смогу это сделать без помощи Терри. Я смирилась с этим вскоре после встречи с Хелен и продумала тактику, чтобы приступить к следующему раунду правок. Первая стадия? Устроить засаду Терренсу Маркетти за спиной его сына.

Наконец-то – наконец-то – дверь распахнулась. Тейт вышел и повернулся, чтобы запереть дверь. На нем был темно-синий костюм-тройка, облегающий каждый дюйм его тела, и даже отсюда я видела, как сильно хмурится Тейт. Явный признак того, что он пообщался с отцом. Я отправила в рот остатки хот-дога и прижалась спиной к стене дома, возле которого стояла. Сердце в груди наворачивало обороты. Я вцепилась руками в стену. Буквально.

Тейт сел в «Лексус», даже не прогрев двигатель, промчался по улице и скрылся из виду. Я опустила плечи, прислонилась к кирпичной стене и, обгорая на солнце, прождала целых десять минут, чтобы убедиться, что Тейт не вернется. Солнце сегодня решило бросить мне вызов тридцатишестиградусной жарой.

– Эм. Привет?

Я повернулась к обладателю голоса. Рядом стоял ребенок. Я отлипла, вероятно, от его дома, и помахала рукой, а потом бросилась через улицу. Меньше всего мне нужно, чтобы сюда приехала полиция, которая помешает проникнуть в дом Тейта. Снова. Передо мной замаячила его входная дверь. Я почувствовала, как меня охватывает нервозность. Последние пару месяцев я ощущала это почти каждый день, но сегодня у меня в голове зазвенели тревожные звоночки из-за того напряжения, что сквозило между нами в последнее время. Может, мне не следует…

Я вставила ключ в замок. Повернула ручку. Вошла в дом Тейта так, словно не была уверена, что совершаю огромную ошибку. Меня встретила симфония голосов. Я последовала на шум в гостиную, где Терри сидел перед телевизором, одетый