Я подошла к нему как можно ближе, собрала всюсвою накопившуюся злость и с размаху ударила по его холеной и наглойфизиономии.

— Придет время, и ты обязательно за всеответишь, — с трудом процедила я сквозь зубы и посмотрела на Анатолия такимибесстрашными уничтожающими глазами, что у него просто не поднялась руканаказать меня за пощечину.

— Маш, ты заканчивай руки распускать, а то яведь тоже могу. Ты думаешь, что ты у нас одна такая умная, что ли?! Если я рукираспущу, то тебе мало не покажется, ты же прекрасно это знаешь. Ты на меня что,за Махмеда, что ли, обиделась? Да не бери в голову. Забыли. Мы с тобой эту темууже проехали. Махмед никому не скажет. Кто старое помянет, тому сама знаешь,что будет. Должен же я был тебя как-то за твое бегство наказать. Все, я про этоуже забыл, и ты тоже постарайся забыть.

— Толя, а у тебя вообще что-нибудь святоеесть?

— Конечно, есть. Ты не думай, что я какой-тоотмороженный. Я нормальный человек, при нормальных понятиях.

— Если ты при нормальных понятиях, то зачем тытак со мной поступил?

— А ты? Ты-то зачем так со мной поступила? Ястолько для тебя сделал, а ты решила бежать! Я же тебе сказал, что уже все. Этотема закрыта. С Махмедом все нормально. Он будет делать вид, что ничего неслучилось. А в самом деле, что случилось? Ничего из ряда вон выходящего. Тыпросто расслабилась и получила удовольствие. Подумаешь, одним мужиком больше,одним меньше.

— Что ты сказал?! — Я хотела ударить своегопротивника еще раз, но он вовремя от меня увернулся.

— Что слышала.

— Я убью тебя за такие слова.

— Кишка тонка, — злорадно рассмеялся Анатолий.

— Я тебя убью!

— Да ладно, не кипятись и руки не распускай.Все нормально. Если ты хочешь, то этого Махмеда вообще больше никогда неувидишь. Когда он будет приезжать на виллу, ты даже не будешь с нимвстречаться. И запомни, что если мы вместе сюда прилетели, то вместе отсюда иулетим. Давай забудем все плохое и будем думать только о хорошем. Давай залезайв ванну, а я потом к тебе приду.

— Что?!

— Ну хватит чтокать. Словно баба деревенская!Я говорю, налей в ванну, а я потом приду, спину тебе потру.

Я подняла голову, пристально посмотрелаАнатолию в глаза и увидела в них что-то темное, злое и угрожающее. Онусмехался, и я почувствовала, как все больше и больше холодеют его глаза. Тутон подошел, как будто кто-то толкнул его ко мне, обхватил мою голову обеимируками. Брови его при этом нахмурились. А ведь в эти брови я еще совсем недавнобыла влюблена, радовалась этим глазам и считала, что мне по-настоящему повезло.Я попыталась отстраниться, но он держал меня слишком крепко.

— Послушай меня, будь хорошей девочкой и непозволяй больше подобных глупостей. В противном случае то, что было сегодня сМахмедом, может повториться с кем-нибудь другим.

— Это изнасилование. За это могут посадить, —вырвалось у меня.

— Это не изнасилование. Все происходило пообоюдному желанию.

— Но ведь ты держал пистолет! О каком обоюдномжелании можно говорить?! Меня изнасиловали под дулом пистолета! — Япочувствовала, что нахожусь на грани истерики.

— А вот это, милая моя, еще нужно доказать. Аможет, и не было никакого пистолета, может, ты просто очень любишь арабов.

— Был!!! Пистолет был!

— Не ори. Все в прошлом, забыли.

— А когда я поеду домой? — Я задала этотвопрос, словно в тумане, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Когда у тебя закончится путевка. Неделяпрошла, а значит, осталось еще три. Двадцать один день, дорогая. Ровно двадцатьодин день тебе придется терпеть мое общество.

— А если я не хочу его терпеть?

— У тебя нет выбора. Ты согласилась еготерпеть, когда решила ехать сюда со мной. И вообще, не забывай, что у нас стобой курортный роман. Помнишь, что советовал тебе психолог? Только у нас стобой не совсем обычный курортный роман. Ты же сама знаешь, что курортныероманы, как правило, на курортах и заканчиваются, а наш с тобой будет длитьсявечно.

— Но я не хочу.

— Дорогая, ты не знаешь, с кем ты связалась.Мы с тобой слишком повязаны и слишком многое знаем. Нам нельзя расставаться,потому что у нас есть что-то общее, которое известно только нам и которое никтобольше не должен узнать. Я для тебя слишком много сделал такого, чего никогдане делал ни для какой женщины. Я для тебя убил, а это уже говорит о моем особомк тебе отношении. На эту тему мы поговорим с тобой позже. Ладно, иди мойся изабудь про этого араба. Иди отмокай, а я потом к тебе приду.

Как только за Анатолием закрылась дверь, уменя вырвался стон. Не снимая шубы, я рухнула на кровать и дала волю слезам.Жалость к себе, раскаяние, жгучая ненависть к человеку, в которого я еще совсемнедавно была влюблена… Господи, как же это все мучительно. Все это было слишкомвраждебно моей душе, и она по-прежнему отказывалась все это принимать. Засегодняшний вечер исчезли мои последние иллюзии по поводу предстоящегопресловутого счастья, расставания с тягостным одиночеством, чистоты и веры внеизменность любви… Душа так страшно болела, что мне хотелось кричать от этойболи на весь дом, который не вызывал во мне уже никаких чувств, кромененависти, конечно. Дав волю слезам, которые уже давно подступили к горлу истрашно меня душили, я хорошенько выплакалась, села на кровать и поправила полышубы. Мне вдруг опять вспомнился Вадим. И я подумала о том, что, несмотря нато, что он чужой муж, он мне очень дорог, близок и просто необходим. Мнезахотелось с ним увидеться и показать ему, сколько нежности и тоски в моемсердце. Перед глазами предстал его образ. Мужественное, красивое лицо, широкиескулы, благородная седина на висках… Но непонятно почему, совершенно противмоих мыслей и желаний, рядом с его образом представился образ его жены и егодетей… От этого мне стало очень плохо, я вскочила с кровати и с яростным крикомдернула себя за волосы.