— Да, — спокойно ответила она, — похоже нато. Для нас это все еще внове, мы еще не вполне осознаем, что происходит.

Надо многое уладить, если… если… — «Если это надолго», Ральфпонимал, что она имеет в виду. Он укоризненно покачал головой и отвернулся.

— Оба вы поступаете глупо, ты хоть это понимаешь?

— Почему? — Она все еще казалась столь наивной,столь доверчивой, что Ральф вновь обернулся к ней.

— Потому что ты обрежешься, Пакс. Здесь все кончаетсяболью. Иначе быть не может. Я не стану все тебе разжевывать.

Ты уже большая девочка, ты знаешь, какие у тебя шансы.Большинство вариантов не придутся тебе по душе. — Он намекал, что Билллибо вернется к жене, как только закончится срок его службы, либо его убьют.Конечно, он может остаться в живых, он может даже покинуть Дебби. Однако этоказалось Ральфу весьма маловероятным.

— Ты слишком долго пробыл тут. Ты стал циничен.

— Возможно, — откликнулся он, закуривая сигарету.А хуже всего, пожалуй, то, что он привык к местному куреву, «Руби Квин». —Я не раз уже видел это кино.

— Подожди, посмотри концовку. Для этого ты ещенедостаточно долго пробыл здесь. Даже ты не знаешь всего на свете.

— Послушай, — Ральф решил попытаться в последнийраз, потому что симпатизировал Пакс. — Ты ведь умница, намного умнеепрочих. Ты замечательно справляешься со своей работой, пишешь отличные статьи.Однажды ты получишь Пулитцеровскую премию.

— Ну конечно, — рассмеялась она.

— Хорошо, пусть не Пулитцеровскую. Во всяком случае, тыхорошо работаешь и знаешь это. Так зачем тебе эта головная боль? Ты приехала воВьетнам всего на полгода. Подожди, пока не вернешься домой и не повстречаешьгде-нибудь за журналистским столиком прекрасного принца. В каком-нибудьнормальном пристойном городке вроде Милуоки.

Пакстон решительно посмотрела ему в глаза:

— Послушай, я не властна над тем, что происходит. Такслучилось, и случилось именно здесь. Я не могу притвориться, будто ничего непроизошло. Да и с какой стати? Мы оба оказались здесь. Это подлинная жизнь. Всеостальное — дерьмо!

— А что, если там — настоящая жизнь, а именно это —дерьмо?

— Тогда я ошиблась. А ты что, никогда не ошибаешься,Ральф?

Она не хотела в очередной раз намекать на Франс, но ведь ион привязался к Франс по тем же самым причинам: потому что оба они оказалисьздесь, и им пришлось нелегко, и все были напуганы, и кругом умирали люди. Какоееще противоядие против всего этого кошмара, кроме как влюбиться, будь тосознательно или против воли? Неужели Ральф и все остальные не понимают этого?

— Послушай. — Ральф как раз выбросил сигарету, иПакстон вновь в упор взглянула на него. — Отвяжись от меня, ладно?

Я знаю, ты хочешь мне добра, но ты так ничего и не понял.

— Может быть, — печально согласился он В тот жедень позднее Ральф увидел их вместе, и тогда ему почудилось, что Пакстон права,а он ошибался. Этих двоих и впрямь связывало очень сильное, нежное, прекрасноечувство. Они пытались скрыть его ото всех, но не могли. Их чувство, дажефизическая близость друг к другу стали очень сильными и в то же время такимичистыми, основанными на взаимном восхищении, нежности, любви, что было простоневозможно утаить.

Догадывался обо всем и сержант Билла, Тони Кампсбелло, и сума сходил от злости. Даже Пакстон заметила это. Он с трудом соблюдалвежливость в разговоре с Пакстон, а со своим командиром весь тот день, чтоПакстон провела на базе, разговаривал ледяным тоном. Билл только бровиприподнимал, усмехаясь. Однако в другой раз, когда они наткнулись на Тони набазе Тан Сон Нхат, Пакстон попыталась объясниться с ним, пока Биллрасплачивался у прилавка.

— Мне очень жаль, — начала она, но Тони тут жеоборвал ее:

— Это вы о чем?

— Я не хотела обижать вас, — откровенно сказалаона, поскольку Тони не скрывал своего раздражения.

— Мои обиды нисколько вас не касаются, — холодновозразил он.

— Тогда почему же вы так сердитесь? — Онапоглядела ему прямо в глаза, это было легче, нежели встретиться взглядом сБиллом, ведь Тони был почти одного роста с Пакстон. — Или я просто непришлась вам по душе?

— Да мне наплевать на вас. — Он перешел границы исознавал это, но на самом деле уже не тревожился об этом. Он ненавидел Пакетоми хотел, чтобы она это поняла. — Я думаю только о нем. Вы же понятия неимеете, сколько раз он спасал мою задницу. Он спас больше людей в этой Богомпроклятой стране, чем вы в состоянии сосчитать, а теперь вы подставляете егопод пулю и сами не понимаете этого.

Пакстон возмутили его слова, она не могла примириться сними.

— Как вы можете говорить такое? — Она же вовсе неподставляла Билла, напротив, она хотела, чтобы он выжил, даже если это значило,что он вернется домой к Дебби. Главное, чтобы он не погиб. Этот парень сошел сума.

— Леди, да вы понимаете, каких сил стоит выжить в этомместе? Приходится каждый день ползать на брюхе и думать только об одном — осебе любимом. Стоит чересчур пожалеть парня рядом, начать тревожиться о своемприятеле, а не о себе, и с тобой покончено. Одна секунда — и готово. А знаете,о чем он теперь думает? Не о нас, не о себе, не о своем деле, не о тех, ктоподжидает в туннеле, не о том мошеннике, который засел в кустах и только нас ивысматривает, нет, он думает о вас и улыбается как слабоумный. А знаете, чемэто для него кончится? Он подорвет свою задницу на мине, или снайпер вышибет емумозги. Догадываетесь, кто будет виноват в этом, леди? Вы и будете. Так чтоподумайте насчет этого в следующий раз, когда он полезет к вам споцелуями. — Он как раз произносил эти слова, когда Билл, улыбаясь,подошел к ним со свертками под мышкой.

— Привет, Тони… ты ведь знаком с Пакстон, верно?

Тони был знаком с Пакстон и терпеть ее не мог. Биллвстревожился, поглядев на лицо девушки, а сержант сказал только:

— Ну да, разумеется, — отдал честь и оставил их.

Пакстон не стала рассказывать Биллу, что наговорил ейсержант, но всю ночь, лежа рядом с Биллом и вспоминая предостережение Тони, онане могла успокоиться. Правильно ли они поступают? Может быть, она сделаладурно, полюбив Билла?

Что, если это погубит их обоих? Что, если в этой страненельзя любить? В это верилось с трудом: каждый заводил какой-нибудь роман,пусть даже на краткое мгновение. Ральф твердил, что она не должна любить Билла,а сам жил с девушкой-евразийкой, каждую ночь возвращался к ней, разве не так?Только почему же они не позволяют ей оставаться с Биллом, почему так сердитсяэтот молоденький сержант?

— Что-то ты очень притихла прошлой ночью, —заметил наутро Билл. Он получил три дня отпуска и видел, в каком онанастроении, хотя Пакстон по-прежнему не желала повторять ему то, что говорил ейТони. Она предпочла ответить, что думает над статьей.