– Да.

Староста стал пунцовым и крайне осторожнопродолжил расспросы:

– Чего же ты в общежитии живешь?

Витюша моментально сообщил отговорку:

– Я от первого брака, моя мать умерла, ас мачехой общаться не хочется, даже уехал заканчивать школу к тетке, вот папа ипопросил декана об общаге. Только никому не рассказывай, не люблю козырятьродственными связями. Кстати, денег у папеньки не беру, живу на свои.

– Конечно, конечно, – закивалпарень, – молчу, рот на замке!

Но потому, как не слишком до того любезныесокурсники принялись звать его на всяческие праздники и вечеринки, Витя понял –староста разнес новость по факультету. А когда преподаватель научногокоммунизма за откровенно слабый ответ выставил ему «отлично», Витек сообразил,что сплетня доползла и до преподавателей.

Звягинцев добрался уже до четвертого курса,когда в старинном здании на Моховой появилась первокурсница Настенька. Вспыхнулстремительный роман, завершившийся скоропалительной женитьбой. Лето они провелив свое удовольствие. Витюша переехал в огромную, запущенную квартиру Насти стекущими кранами и осыпающимися потолками.

В конце августа Витек сказал:

– Через год распределение, мне быпрописаться у тебя надо…

– Да ладно, – засмеяласьНастя, – передо мной-то зачем темнишь? Весь курс знает, чей ты сын!

Пришлось мужику сообщить жене правду. Настянахмурилась и после этого вела себя холодно, если не сказать злобно. Спать оналегла отдельно, а утром убежала ни свет, ни заря. Витюша терялся в догадках.Объяснение он получил к обеду. Явившаяся невесть откуда супруга положила настол заявление о разводе и сообщила свое видение проблемы.

– Я девушка малообеспеченная, –чеканила Настя, – можно сказать, нищая. Единственная вещь, которую яимею, – квартира. Неизвестно, как жизнь повернется. Может, поменяю ее наоднокомнатную, а на доплату кушать буду. Прописывать тебя не стану. В случаенашего развода ты получишь право на половину моей жилплощади. Извини, ясовершенно не собираюсь делиться и думаю, нам лучше расстаться прямо сейчас.

Витя прибалдел, потом с обидой протянул:

– Значит, в качестве сынка НиколаяИвановича Звягинцева я тебе подходил, а как простой парень не нужен?

– Именно, – подтвердилаНастя, – я сама нищая и хотела найти богатого мужа. Ты мне не пара. Давайразбежимся подобру-поздорову.

– Но как же, – продолжал недоумеватьВитя, – я рассчитывал…

– На то, что я пропишу тебя вМоскве, – ухмыльнулась Настя. – Никогда! Лучше не теряй времени зря иначинай ухаживать за Лазаревой. Самая подходящая кандидатура – москвичка,папенька посол, маменька послиха.

– Ну ты и дрянь, – оторопелВиктор. – А если я откажусь разводиться?

Настенька мило улыбнулась.

– Сначала я расскажу всю правду о тебефакультету, а потом позвоню в приемную Звягинцева и сообщу секретарям, какнекий придурок сыном Николая Ивановича прикидывается. Представляешь егореакцию? Да тебя не возьмут на работу даже в газету «Правда эскимоса».

Пришлось Виктору ради сохранения имиджа бежатьв загс. Настена, правда, не подвела, рот держала закрытым. Звягинцев и впрямьпринялся строить куры Лазаревой и к Новому году получил московскую прописку. Ножена попалась противная, чистоплотная до болезненности, занудная и скучная. СНастей он больше не встречался, даже не созванивался. В газете не работал,тесть устроил его на теплое местечко во Внешторг… Кто же думал, что конторасгинет в пучине демократии… Сейчас он пока не работает, а месяцы, проведенные сНастей, вспоминает как лучшее время в своей жизни…

* * *

Возле нашего дома стоял рафик с надписью«Дорожно-патрульная служба». Полная любопытства, я подошла и заглянула в него.Железные внутренности машины были забиты коробками и неряшливо скомканными узлами.Наклонившийся над одним из них невысокий, худощавый мужчина выпрямился, и ямоментально узнала Сережку.

– Сергей? – удивилась я. –Почему не на работе? И что ты делаешь в милицейском автомобиле?

– Забыла, Лампа, – ответил парень,пытаясь оторвать от пола куль, явно набитый железом. – Володя сегодняпереезжает. Уже половину вещей снесли, иди наверх.

Ну надо же, совсем из головы выпало! Японеслась в бывшую квартиру Нинуши. Вы замечали, как убого выглядит жилплощадь,покинутая хозяевами? Нинина комната казалась еще позавчера такой уютной, дажекокетливой… Сейчас же обнажились старые обои, потертые и грязные, кое-где онивыглядели светлей, там у соседки висели картины. Не в лучшем состоянииоказались и двери, пол темнел протертыми местами, а ванна оказаласьпоцарапанной.

– Тут нужен ремонт, – пробормоталая.

– Причем большой, – добавила Юля,хищно оглядывая комнату. – А что, кухня прилегает к нашей?

Подавив улыбку, я кивнула. Значит, у нее те жемысли, что и у меня, уже разбивает стены…

– Что у тебя тут, камин? – спросилСережка, отдуваясь, и бросил на пол жалобно звякнувший ящик.

– Гусеница от трактора, –преспокойненько пояснил Володя.

– Что? – в полном изумлениипереспросила Юлечка. – Гусеница?! Да зачем она тебе?

– При дележке досталась, – короткоответил Володя, развязывая коробку. – И где этот чайник?

– Не понимаю, – настаивала Юля.

Майор посмотрел на нее и пробормотал:

– Это моя часть коммунального имущества.

Невесть откуда появившаяся Катя с тревогойпощупала лоб приятеля. В первый раз этот ее жест не вызвал у меня улыбку.Кажется, майор и впрямь плох. Наверное, слегка тронулся умом в процессепереезда. Притащить с собой гусеницу от трактора и уверять, будто это его доля…Посмотрев на наши озабоченные лица, Володя достал «Золотую Яву» и, закурив, пустилсяв объяснения. В их коммуналке было огромные, извилистые антресоли. Когда-тодавным-давно, году этак в 1918-м, жильцы поделили отсеки, и на дверцах кое-гдевисят до сих пор таблички: «Поповъ» и «Федоровъ». Но следующие поколения сталипросто запихивать шмотки без разбору, кто куда. Менялись обитатели, въезжали ивыезжали семьи, но до конца антресоли ни разу не освобождались. Жильцы даже незнали, что там, предпочитая не открывать «катакомбы». Но сейчас, собираясьразъезжаться по разным квартирам, они все же влезли в необъятные шкафы.