– Это она от меня сбежала, –невольно разоткровенничался Виктор и тут же спохватился: – Собственно говоря,кто вы такая и чего от меня хотите?

– Звягинцева АнастасияВалентиновна, – как можно более официально заявила я, – оставила завещание…Основная часть имущества предназначена ее брату Егору Валентиновичу Платову, нов документе указан его неверный адрес.

– А вы кто? – настаивал Виктор.

На секунду я заколебалась. Интересно, а кто насамом деле должен следить за исполнением последней воли умершего? Адвокат?Нотариус? И вообще, станут ли официальные органы беспокоиться о такой малости?

– Судебный исполнитель.

Звягинцев молча буравил меня взором. Молчаниезатягивалось. В душу начали закрадываться сомнения, ох, кажется, я дала маху.Вроде судебный исполнитель ходит по домам осужденных и забирает конфискованноев казну имущество! Но отступать было поздно.

Тут Виктор ожил и поинтересовался:

– А ко мне зачем пришли?

Я перевела дух. Слава богу, парень оказалсяабсолютно безграмотным в судебных делах.

– Мы надеялись, что вы подскажете намправильный адрес Егора Платова, все-таки брат бывшей жены.

– Отчего она умерла? –поинтересовался Витя.

– Тромбоэмболия на фоне травмы.

– А-а, жуткое дело, – протянулЗвягинцев, и мне стало ясно, что он не понял ни слова. – Только пришли вызря.

– Почему?

– Мы с Настеной всего четыре месяцапрожили, – вздохнул Виктор, – а потом она убежала. Про ееродственников я ничего не знаю.

Я вспомнила, как собеседник отреагировал намою «профессию», и сурово заявила:

– Судебный исполнитель имеет правопривлечь к ответственности тех, кто мешает исполнению закона. Не может быть,чтобы вы ничего не слышали о брате жены.

– Святой крест, – испугалсяВиктор. – Знаете, у нас был такой смешной брак, студенческий. Даже неуспели познакомиться как следует. В мае поженились, лето провели вместе, а вначале сентября разбежались. И потом, она ничего про себя не рассказывала.

– Прямо-таки ничего?

– Ну, сообщила, будто родители погибли,воспитавшая ее бабушка тоже умерла…

– А дядя? Лев Константинович Платов?

– Первый раз слышу про такого, –удивился Виктор, – с ее стороны в загсе никого не было, ни одной души, нидяди, ни тети…

– Когда вы вместе жили, никто из ееродственников не появлялся?

Виктор покачал головой:

– Нет. Она вообще очень не любила продетство вспоминать, никогда не рассказывала про школу. Ну, знаете, про всякиепроказы, очень странно. Один раз мне даже показалось, будто она не москвичка.

– Почему?

– Я принес домой зефир. Настенапоинтересовалась, где взял, ну я и ответил: «В кишке». А она глаза вытаращила:«Где, где?» Да вся Москва гастроном на улице Горького, напротив телеграфа,кишкой звала, а Насте и невдомек. Потом она путала кое-какие улицы. Один раздоговорились встретиться в проезде Художественного театра, так она прождаламеня на бульваре, возле нового здания МХАТа, потом оправдывалась, чтоперепутала, только я выяснил дикую вещь: она вообще не знала, что у этоготеатра есть еще одна сцена! Представляете?

– Действительно, удивительно.

– Вот-вот, – обрадовался Виктор, –я, конечно, принялся подтрунивать, а Настя обиделась и заявила, будто бабушканикогда не ходила в театры и ее не пускала. Кстати, именно поэтому Настена ирешила писать об эстраде.

– Может, она и впрямь не изМосквы? – задумчиво протянула я.

– Нет, – улыбнулся Виктор, –прописка столичная, квартира огромная, просто темная девушка!

– Вы ее бабушку видели?

– Никогда, старушка скончалась, когдаНастя десятый класс заканчивала. Досталось ей, конечно, по первое число.Одна-одинешенька жила на крохотную пенсию да стипендию. Иногда еду не на чтобыло купить. Поэтому она со мной и развелась, – вздохнул Звягинцев.

– Да? – не поняла я. – Вы-тотут при чем?

Виктор крякнул и потер затылок.

– Дурак молодой. Помните, был такойглавный редактор журнала «Эпоха» – Звягинцев Николай Иванович?

Я кивнула. Как же, одно из самых популярных всоветское время изданий, тираж которого подбирался к миллиону экземпляров. АНиколай Иванович собрал все возможные регалии – член ЦК, депутат ВерховногоСовета СССР…

– Мое отчество – Николаевич, –усмехнулся Виктор.

Я удивилась:

– Вы его сын?

Звягинцев смутился:

– Нет, но на первом курсе журфака началвсем рассказывать, будто Николай Иванович – мой отец.

– Зачем?

– Говорю же, дурак, – вздохнул мужики уставился в окно. Помолчав пару секунд, он пробормотал: – Чего уж там,слушайте.

Витя на самом деле был родом из крохотногогорода Камышинска. Поступал на престижный факультет журналистики МГУ, имея вкармане золотую медаль и два года рабочего стажа на заводе. В приемной комиссиитолько вздохнули: с таким документами парень гарантированно попадал на первыйкурс. Мог даже экзаменов не сдавать!

Факультет журналистики главного университетастраны всегда-то был местом, где роились детки высокопоставленных родителей, ав середине восьмидесятых там просто плюнуть было некуда. Обязательно попадешь вдочурку какого-нибудь главного редактора или сынка писателя.

Поэтому Витюша чувствовал себя не слишкомсвободно и никому не рассказывал о родителях. Иногда любопытные сокурсникилезли с вопросами. И тогда парень загадочно сообщал:

– Мои родители имеют отношение к прессе.

Что, в общем-то, было сущей правдой. Мамочкаработала вахтером в газете «Правда Камышинска», а отца, пока тот не спился досмерти, нанимали чинить типографскую машину.

Однажды к Витюшке подошел староста и, поболтаво том и о сем, осторожно осведомился:

– Слушай, фамилия у тебя особая, отчествоНиколаевич, не сын ли ты, часом, того Звягинцева?

Витя, папу которого тоже звали отнюдь нередким именем Николай Иванович, уже собрался рассмеяться, но тут заметил вглазах собеседника плохо скрытое подобострастие и, не понимая как, ляпнул: