– Вообще-то не очень, – вздохнулВолодя. – Дело в том, что «терапевта» взяли, он сейчас в Бутырке, ждетсуда. Ограбил, мерзавец, кучу народа, и передача «Криминальная хроника»рассказала о негодяе, показала его фотографию.

– Зачем? – удивилась Юля.

– Знаю, – ответила я, – ещепопросили: «Если кто знаком с данным человеком или пострадал от его действий,позвоните по 02!»

– Точно, – усмехнулся майор, –был именно такой текст. «Терапевт», естественно, не спешит признаваться, вот имы обратились за помощью. Значит, кто-то посмотрел репортаж и решил повторить«геройские» действия. Молодец, Юлька! Не поддалась на провокацию, Лампа быточно распахнула, не колеблясь!

Проглотив несправедливое обвинение, я пошла вспальню изучать Настину записную книжку. Но пока руки перелистывали страницы, вголове вертелась только одна мысль: где я слышала про рыжеволосого парня? Ктосовсем недавно говорил о мужчине, похожем на Аполлона Григорьева, одного из«Иванушек»?

Бесплодно порывшись в памяти, я прекратилабесцельное занятие и сосредоточилась на блокноте. Покойная Настенька, очевидно,была жуткой занудой, потому что телефонная книжка была исписана мелким, четкимпочерком. Никаких зачеркиваний или телефонов, занесенных карандашом. Толькоручка, причем черная, из-за этого казалось, будто блокнотик заполнялся сразу,одним махом, а не пополнялся постепенно.

Вздохнув, я начала обзвон. Как только трубкуснимали, я произносила заготовленный текст:

– Добрый день, вас беспокоит тетяпокойной Насти Звягинцевой, я разбираю ее вещи и наткнулась на записьежедневника о долге, хочу вернуть деньги…

Пару раз меня переспросили с недоумением:

– Настя? Звягинцева? Что-то не припомню.

Кто-то мямлил:

– Ошибка вышла, Настена у меня ничего небрала.

И тогда я быстренько добавляла:

– Тут написано Егор Иванов…

Или Петров, Сидоров, Майоров…

Но абоненты в один голос отвечали:

– Никакого Егора тут нет.

Я настаивала, но люди отнекивались. Нашелся,правда, один, немедленно заявивший:

– Да, она взяла на три дня пятьсотбаксов.

– Не у вас, а у Егора, – попробовалапосопротивляться я.

– Чушь, – отрезал мужик, –никогда не слышал ни о каком Егоре, везите долг!

Я назначила ему встречу в восемь вечера наВаганьковском кладбище у могилы Феклы Ивановны Чеботаревой и надеюсь, что мужикпотерял несколько часов на поездки туда-сюда и на поиски несуществующегонадгробья!

Добравшись до буквы Э, я наконец поняла, чтотрудилась напрасно. Остальные странички оказались пустыми. Самая последняясодержала перечень дней рождений. Я пробежала по строчкам, так, Олег, Наташа,Леся, Галина…

Кстати, телефонов Леси и замечательногодоктора Федора Николаевича Ростова в книжечке не было. Может, Настя так частозвонила им, что помнила цифры наизусть?

Отбросив ненужную книжонку на середину дивана,я попыталась соединиться с Лесей, чтобы еще раз узнать телефон ЛьваКонстантиновича Платова, но кокетливый голос сообщил:

– Леся в командировке, вернется впятницу.

Я приуныла, но потом решила, что пока можнозаняться бывшим супругом Насти. В трубке прозвучал жеманный голосок:

– Аллоу!

– Можно Виктора?

– Витюнчик, котеночек, снимитрубочку! – заорала девица так, что я невольно вздрогнула.

Через секунду из трубки донеслось сухое:

– Слушаю.

Подавив желание сказать: «Здравствуй,котеночек, привет тебе от бывшей киски», я рявкнула:

– Виктор Звягинцев?

– Он самый.

– Анастасия Звягинцева кем вамприходится?

– Бывшей женой, а что?

– Она умерла, – сообщила я.

Скорей всего, мужик не расстроится. Но изтрубки послышалось сдавленное «ох», потом приглушенный кашель.

Выждав пару секунд, я осторожно сказала:

– Мне очень надо с вами поговорить.

– Приезжайте, – разрешилпарень. – Ореховская, двенадцать.

«Котеночек» оказался огромным,носорогоподобным мужиком, килограмм на 150 весом. Такого впору звать«слоненочек». Пока я вешала куртку и стаскивала сапоги, из одной комнатывыглянула щуплая девица и проблеяла:

– Котик, ступайте на кухню, в гостинойбеспорядок

Но «котик», мрачно глянув на советчицу,толкнул коричневую дверь.

– Проходите.

Уж не знаю, почему костлявой девушкепоказалось, что в гостиной не убрано. На мой взгляд, комната казалась добезобразия аккуратной, в ней стояла музейная чистота и тишина. Даже неприятно.Как правило, у людей где-то валяются книги и игрушки, лежат спицы с вязанием,газеты, стоят кружки с недопитым чаем… Здесь же – безукоризненно отполированныйобеденный стол, диван, кресла, прикрытые чехлами из гобелена и сверкающиестекла шкафов, за которыми рядами тянулись хрустальные рюмки с фужерами.

– Садитесь, – пробормотал Виктор.

– Погодите, – велела скелетообразнаядевушка и постелила на предназначенное для меня кресло прозрачнуюпленку. – Вот теперь можно!

– Надежда! – с укоризной закачалголовой мужик.

– Она в уличной одежде, –бесцеремонно заявил Кощей Бессмертный в женском обличье, – испачкаетобивку!

Я проводила взглядом убежавшую аккуратистку ипоинтересовалась:

– Может, пройти в дезкамеру? Только неговорите, что у вас ее нет.

«Котеночек» побагровел.

– Надька – психопатка, на аккуратноститронулась, полы по семь раз на дню моет, занавески стирает каждый вторник, амои носки сначала кипятит, а потом гладит.

Я ухмыльнулась. Гениальный Адлер считал, чтоесли у человека начинается фобия чистоты, это говорит, скорей всего, о грязнойсовести. Значит, за душой у девчонки темные делишки, воспоминания о которых онаи пытается заглушить бесконечной уборкой да стиркой.

– Ей-богу, уйду, – жаловался«котик», – просто жить невозможно!

– А с Настей вы почему разошлись?