«А у вас есть семья?»

«Да. Моя подруга проститутка, у нас маленькая горная хижинав борделе. Заходите, она сварит прекрасный кофе. У нас всегда чистенько иуютно, даже после землетрясения!»

От того, что такая картина не вызывает ни малейшегораздражения, становится страшно.

Ситуацию надо разрешать. Как угодно.

Я бреду по улице к входному порталу. Прохожу мимопавильончика какой-то авиакомпании, где скучает оператор. Рядом с павильончикомпримостился нищий. Это тоже новое явление — побирушки в виртуальномпространстве, ещё месяц назад их не было.

Нищий опрятен, но оборван и тощ. Его фигура слегкапросвечивает и дёргается рывками — таким способом пытаются продемонстрироватьнизкую скорость модема и слабость программного обеспечения.

— Help me… — стонет нищий.

— Бог подаст, — сообщаю я.

— Господин хакер, хотя бы один доллар… — плачется вследнищий.

Говорят, большинство из этих нищих — русские. Говорят, чтоникто из них в деньгах не нуждается. Это просто забава «новорусских», редкоеразвлечение. Поклянчить, побыть в шкуре нищего. Якобы, модная и действеннаяпсихотерапия. Маньяк клялся, что навесил одному из таких нищих маркер, и тотоказался директором крупного банка.

— Я работал на «Микрософт», — бормочет нищий, плетясьследом. — Однажды я назвал «форточки» сырой программой, и похвалил «Полуось».На следующий день Билл Гейтс лично уволил меня и внёс в чёрный список. А я былкрутым хакером… до чего же я опустился…

— На каком прерывании висит твой модем? — кричу я,оборачиваясь. — От чего зависит появление надписи «начните работу с нажатияэтой кнопки» в «Виндоус-Хоум»? Три лучших способа завесить «форточки»? Ктопридумал текстурную графику? Лучший протокол для модемов марки…

Нищий обращается в бегство.

Наверное, Маньяк не врал.

Но, по крайней мере, эти забавы менее опасны, чем уличныегонки, бывшие у нуворишей в моде год назад. Из-за них тогда было запрещенопользование личными машинами, и «Дип-проводник» победоносно занял рыноктранспортных услуг.

Встреча с нищим развлекает меня, и к порталу «Лабиринта» яподхожу уже совсем в другом настроении. В боевом.

Толпа густая, как всегда. «Лабиринт» пока функционирует,значит, я всё рассчитал правильно. Но страх опоздать и в последнюю секундууткнуться в закрытую дверь не отпускает. Протискиваюсь между игроками, спешу.

И лишь вводя свой код и выходя на тридцать третий уровень, яуспокаиваюсь окончательно.

Начали!

Я — Стрелок!

На уровне — ветер. Скрипит, раскачиваясь, железная кабинка«Американских горок», полусползшая с рельсов и нависшая над самой головойНеудачника.

Прекрасно, ещё один способ смерти нашёлся.

— Эй! — кричу я, подходя. — Это я!

Неудачник поднимает голову. Может быть, это добрый знак.

— Скучаешь?

Я сажусь рядом с ним, и Неудачник сам стягивает респиратор.Смотрит на меня, устало и безнадёжно.

— Ты программа или человек? — в лоб спрашиваю я. Неудачниккачает головой. Относи отрицание к чему хочешь…

— Ты в курсе, что тебя прозвали Неудачником? — говорю я. —Но, знаешь, даже Иову везло больше чем тебе! Твоя невезуха — это что-тоуникальное!

Он, наконец, отвечает:

— Это не только моя… невезуха.

— Хочешь сказать, тебя плохо спасали?

Я говорлив и оживлён, как после выпивки. Мне надо немножкорастормошить Неудачника. И, как ни глупо это звучит, убедиться, что он — непрограмма.

— Меня хорошо спасали. Просто никто не вышел за барьер.

— Какой барьер?

— Сознания.

Неудачник терпелив в своих объяснениях, но что с того?Ясности они не прибавляют.

— Давай мы отойдём из-под этой дряни, — глазами указываю накачающуюся кабинку. — Времени у нас мало.

— Ты всё равно не сможешь… — шепчет Неудачник, но послушновстаёт и пересаживается в сторону.

— Посмотрим, посмотрим…

Я жду, сам не зная чего. Обещанной Урманом акции, закрытияуровня?

— Неудачник… можно тебя так звать? Ты любишь стихи?

Молчание.

Программа может имитировать беседу, черпая ответы из моих жеслов.

Но творить программы не умеют.

— Мой дядя, самых честных правил, — декламирую я. —Продолжай! А? Неудачник?

Он смотрит на меня с такой иронией, что делается не по себе:

— Когда не в шутку занемог… Стрелок, все русские дайверызнают наизусть лишь Пушкина?

— Анатоль?

— Да. Он вспомнил «чудное мгновенье».

Можно засмеяться над своей глупостью. Над теми клише, чтовколочены в сознание. Но вместо этого я спрашиваю, и что-то во мне ломается,может быть пресловутый барьер, может быть — здравый смысл:

— А что читал Дик? Шекспира?

— Кэрролла, — отвечают мне со спины.

Дик стоит рядом. Анатоль метрах в пяти, с «BFG» наизготовку.

— Я точно так же сел рядом, — говорит Дик. — Сел…

Он садится перед безучастным Неудачником и произносит:

Twas brillig, and the slithy toves,

Did gyre and gimble in the wabe:

Я зачарованно жду. И Неудачник продолжает:

All mimsy were the borogoves,

And the mome raths outgrabe.

Из далеко далека «Виндоус-Хоум» издаёт тревожный писк ишепчет:

— Непереводимо! Нет в основном словаре. Непереводимо!

Дик поднимает на меня взгляд и спрашивает:

— Так, значит, по твоему мнению Неудачник — русский?

А ведь Урман задавал тот же вопрос.

— Кто ты? — спрашиваю я Неудачника. Тот улыбается, встаёт. —Кто ты?! — кричу я.

Он стал под дерево и ждёт,

И вдруг граахнул гром…

— говорит Неудачник.

Анатоль хохочет и подхватывает:

Летит ужасный Бармаглот

И пылкает огнём!

Сумасшедший дом. И я в нём — самый тупой пациент.