В Вашингтоне Лиана ни с кем не общалась. Люди, регулярноприглашавшие ее раньше, теперь не знали, надо ли ее приглашать. Она сталаодинокой женщиной, и это создавало некоторую неловкость — хотя все собиралисьрано или поздно пригласить ее к себе, никто этого еще не сделал. КромеЭлеоноры, которая наконец в последнюю неделю сентября позвала Лиану на скромныйсемейный обед. Лиана даже почувствовала облегчение, когда такси подъехало кБелому дому и она увидела знакомый портик. Она так соскучилась по умной беседе.К тому же ей не терпелось узнать от Элеоноры, как обстоят дела на фронтах Онанаслаждалась обедом, но после десерта Франклин тихо отозвал ее в сторону иоткровенно заявил:

— Я слышал об Армане, моя милая. И я очень, оченьсочувствую. — На мгновение сердце у нее остановилось. Что они слышалитакого, о чем не было известно ей? Неужели немцы все-таки разрушили Париж?Может быть, Арман погиб? Или подписано тайное коммюнике, о котором ей ничего неизвестно? Она смертельно побледнела, но президент взял ее за руку. —Теперь я понимаю, почему вы оставили его.

— Я его не оставила… по крайней мере не в том смысле… —Лиана смущенно подняла глаза.

— Я уехала, потому что немцы заняли Париж и Арманрешил, что здесь мы будем в большей безопасности. Я бы осталась с ним, если быон позволил.

Улыбка исчезла с лица президента.

— Вы понимаете, что он работает с Петеном и сотрудничаетс немцами?

— Я… да… Я знала, что он остается в Париже с…

— Вы понимаете, что это означает, Лиана? — оборвалее Рузвельт. — Он предал Францию. — Это прозвучало как смертельныйприговор Арману, и Лиана почувствовала, что глаза наполнились слезами. Как онамогла защитить его? Она никому не могла сказать того, что знала, даже этомучеловеку. Она ничем не могла оправдать собственного мужа. Ей и в голову неприходило, что это может стать известно в Штатах. С беспомощным видом онапосмотрела на президента.

— Франция оккупирована, господин президент. Времясейчас… необычное… — Голос Лианы дрогнул.

— Люди, верные Франции, бежали. Некоторые из них сейчасв Северной Африке. Им тоже прекрасно известно, что их страна оккупирована, ноони не сотрудничают с Петеном. Лиана с таким же успехом можно быть женойнациста. Вы понимаете это?

— Я жена человека, которого люблю, с которым прожилаодиннадцать лет. — «И ради которого отказалась сейчас от другого, оченьдорогого мне человека», — подумала она.

— Вы замужем за предателем. — И по тону президентаЛиана поняла, что и к ней теперь будут относиться как к предательнице Покапрезидент считал, что она бросила Армана, все было хорошо Но раз она защищаетего, значит, она с ним заодно. Это было написано на лице президента, это прозвучалов его голосе, когда он прощался с ней.

Элеонора больше не звонила Лиане, а через неделю всем вВашингтоне стало известно, что Арман предал Францию и сотрудничает с Пет??ном инацистами Лиана была потрясена этими сплетнями, когда пара-другая любителейпосудачить решились позвонить ей и все рассказать. Она даже не знала, что еепотрясло больше — сплетни о том, что Арман нацист, или известие о том, что 2октября немецкие торпеды потопили «Королеву Великобритании», перевозившую детейв Канаду. Ей становилось плохо, когда она вспоминала «Королеву Викторию» итела, плававшие в воде, которые она видела несколькими месяцами раньше, —на сей раз это были тела невинных детей.

Временами Лиане казалось, что ей снится какой-то кошмарныйсон и ей суждено в одиночку пережить собственную боль и неизбывное ощущениепотери Каким-то образом ей удавалось переползать из одного дня в другой,наполненный ожиданием писем от Армана и телефонной борьбой с дядей Джорджем,продолжавшим настаивать на их переезде в Калифорнию Хватило лишь несколькихнедель, чтобы слухи, пожаром охватившие Вашингтон, достигли Калифорнии. В однойиз колонок светских новостей туманно намекали не некую наследницусудостроительной компании, над домом которой в Джорджтауне развевалсянацистский флаг.

— Я всегда говорил тебе, что он сукин сын, — ревелдядя Джордж по телефону из Сан-Франциско.

— Ты сам не знаешь, о чем говоришь, дядя.

— Черта с два я не знаю. Ты не сказала мне, из-за чегоон остался в Париже.

— Он верен Франции — Лиане казалось, что она говоритвпустую. Только она и Арман знали правду. Но больше она не могла сказать ееникому. И тут она подумала, что эти новости должны были дойти и до Ника.

— Черта с два он ей верен, Лиана. Он — нацист.

— Он не нацист. Началась оккупация. — В ее голосезвучала усталость, она чувствовала, что вот-вот разрыдается.

— Слава Богу, мы пока никем не оккупированы. И незабывай это. Ты — американка, Лиана И тебе давно пора вернуться домой. Ты такдолго вращалась в интернациональных кругах, что уже забыла, кто ты такая.

— Нет, не забыла. Я — жена Армана, и хорошо бы тебе этотоже не забывать.

— Ну, будем надеяться, что ты придешь в себя. Ты читалао погибших детях на затонувшем британском корабле? Так вот, он один из тех, ктопогубил их. — Это было жестоко, и Лиана почувствовала, как напряглось всеее тело. Она слишком хорошо знала, как выглядит тонущий корабль.

— Не смей так говорить! Не смей! — Она села, не всилах справиться с дрожью в ногах, и, не говоря больше ни слова, бросилатрубку. Этот кошмар, казалось, никогда не кончится. По крайней мере, продлитсяеще очень долго, и она знала это. Каждый день ей придется вспоминать слова,которые когда-то сказал Ник: «Сильных сломить нельзя» Но теперь, заливаясь поночам слезами в кровати, она больше ему не верила.

Добравшись до своей квартиры в Нью-Йорке, Ник узнал отгорничной, что Хиллари на мысе Код, а Джонни по-прежнему в Бостоне, после чегоон с помрачневшим видом вывел из гаража машину, где та простояла ровно год, инаправил «кадиллак» цвета бутылочного стекла непосредственно в Глостер. Он зналили догадывался, где именно находится Хиллари, и несколько осторожныхтелефонных звонков подтвердили его догадку.

Он не стал звонить ей и предупреждать о приезде. Он явился вогромный красивый старый особняк как незваный гость. Ник решительно поднялся полестнице и позвонил в колокольчик. Стоял прекрасный июльский вечер, и, судя повсему, в доме была в разгаре вечеринка. Дверь открыла улыбающаяся горничная вчерном форменном платье, наколке и кружевном переднике. Она слегка удивиласьпри виде его мрачного лица, но Ник очень вежливо осведомился, не может ли онвидеть миссис Бернхам, которая, как ему известно, здесь гостит. Судя по егокостюму, он не собирался оставаться на обед. Ник вручил горничной свою карточку,и она тут же исчезла. Через мгновение она вернулась с еще более недоуменнымвидом и попросила Ника пройти в библиотеку, где он застал величественную миссисАлександр Маркхам, мать Филиппа. Ник видел ее много лет назад, но тотчас узнал,когда она взглянула на него сквозь лорнет. Пальцы ее были унизаны бриллиантами,высокая элегантная фигура была облачена в голубое вечернее платье. Седые волосыотливали голубизной и гармонировали с цветом платья.