Он захромал к пульту управления, где рычаги все ещеопускались и скользили в бесконечном, сложном танце. Сколько циферблатов икнопок!

Неужели они поддерживают непрерывную связь в течение такоговажного полета? Разумеется.

– Отвечаю, – сказал Ричардс небрежно.

– У вас есть Фри-Ви на борту, С-1-9-8-4? У нас какие-тонеполадки с передачей. Все нормально?

– Прием – вас понял, – ответил Ричардс.

– Скажи Данинджеру, что он должен мне одно пиво, – загадочносказал голос, и затем остались только фоновые атмосферные разряды. Отто веяавиобус. Ричардс вернулся, чтобы закончить свое дело.

Счет продолжается…

– О, Боже, – Амелия Вильямс застонала. Ричардс беглоосмотрел себя. Весь его правый бок, от ребер до бедра, был ярко и сверкающекрасным.

– Кто бы подумал, что в старике окажется столько крови? –сказал Ричардс.

Маккоун неожиданно бросился в отделение первого класса.Ричардса он заметил с первого взгляда. Пушка Маккоуна была уже в воздухе. Он иРичардс выстрелили одновременно.

Маккоун исчез за холстом, разделяющим первый и второй класс.Ричардс тяжело опустился. Он чувствовал страшную усталость. На животе у негопоявилась огромная дыра. Он мог бы разглядеть через нее свои внутренности.

Амелия кричала не переставая, ее руки оттягивали щеки вниз,превращая лицо в пластиковую ведьмину маску.

Маккоун шатаясь возвращался в первый класс. Он ухмылялся.Казалось, что половина его лица была снесена, но все же он ухмылялся.

Он выстрелил дважды. Первая пуля прошла у Ричардса надголовой. Вторая ударила его под ключицу.

Ричардс выстрелил снова. Маккоун раскачался, закрутилсявокруг себя в бестолковом варианте чечетки. Пистолет выпал у него из пальцев.Казалось, что Маккоун оценивает качество белого пластикового потолка вотделении первого класса, вероятно сравнивая его с его собственным, во втором классе.Он упал. Запах пороха и горелого мяса был ясен и чист, как залах яблок в пресседля сидра.

Амелия продолжала кричать. Ричардс подумал, какимзамечательно нормальным и здоровым казался ее голос.

Счет продолжается…

Ричардс поднялся очень медленно, удерживая свои внутренностина месте. Ощущение было такое, как будто бы кто-то зажигал спички у него вживоте.

Он шел медленно вдоль прохода, нагнулся, одна рука насолнечном сплетении, как бы делая поклон. Он поднял парашют одной рукой и потащилего за собой. Кольцо серых кишок выскочило у него между пальцами, и он затолкалего назад. Это оказалось очень больно. Он смутно испытывал ощущение, как будтоон срал собственными внутренностями.

– Боже, – стонала Амелия Вильямс. – Бо-Бо-Бо-Боже. О,Господи.

– Одевай это, – сказал Ричардс.

Она продолжала раскачиваться и стонать, не слыша его. Онбросил парашют и дал ей пощечину. Он не смог вложить в удар нужную силу. Онсложил кулак и ударил ее еще раз. Наконец она заткнулась. Ее глаза изумленносмотрели на него.

– Одевай это, – повторил он. – Как рюкзак. Понимаешь, как?

Она кивнула.

– Я. Не могу. Прыгать. Боюсь.

– Мы падаем. Ты должна прыгать.

– Не могу.

– Хорошо. Тогда я тебя застрелю.

Она выскочила из кресла, оттолкнув его, и начала натягиватьпарашютный мешок на себя с диким, лихорадочным усилием. Она отступала от него,одновременно боролась с застежками.

– Нет. Эта должна быть снизу.

Она переместила ремень с огромной скоростью, отступая всторону тела Маккоуна, по мере того как Ричардс приближался. Кровь текла у негоизо рта.

– Теперь застегни карабин на кольце. Вокруг твоего живота.

Она сделала это дрожащими пальцами, всхлипнув, когда у неесорвалось в первый раз. Она смотрела безумными глазами ему в лицо.

Она немного поскользнулась в крови Маккоуна, затемперешагнула через него.

Они пробрались через второй класс в третий одним и тем жепутем. Спички у него в животе сейчас заменила ровно горящая зажигалка. Запаснойвыход был закрыт пироболтом и рычагом, управляемым пилотом. Ричардс протянул ейпистолет.

– Стреляй в дверь. Я… не выдержу отдачи. – Закрыв глаза иотвернув лицо, она дважды нажала спусковой крючок пистолета Донахью. Магазинопустел. Дверь оставалась закрытой, и Ричардс почувствовал вялое больноеотчаяние. Амелия Вильямс нервно вертела в пальцах парашютное кольцо, дергая егослабыми рывками.

– Может быть… – начала она, но дверь неожиданно распахнуласьв ночь, вытянув Амелию наружу вместе с собой.

Счет продолжается…

Согнувшись пополам, как человек идущий в урагане, Ричардсподвигался от выбитой двери, держась за спинки кресел. Если бы они летели выше,где разность давлений больше, его бы также выбросило потоком воздуха. Но исейчас ему пришлось выдержать сильный удар выходящего воздуха, его несчастныекишки связками вырвались наружу и сейчас волочились за ним по полу. Прохладныйночной воздух, разряженный и резкий на высоте 2 тысяч футов, был как ушат холоднойводы. Зажигалка превратилась в факел, внутри у него все пылало.

Через 2– й класс. Лучше. Ветер не так силен. Сейчас черезраспростертое тело Маккоуна (пожалуйста, переступай) и через первый класс.Кровь свободно текла у него изо рта.

Он остановился на входе в служебный отсек и попыталсясобрать внутренности. Он знал, что снаружи им не нравится. Нисколько. Онистановятся грязными. Ему захотелось заплакать над своими бедными, хрупкимивнутренностями, которые никогда не просили ничего подобного.

Он не смог упаковать их обратно внутрь. Ничего не выходило,они все перепутались. Пугающие картинки из школьных учебников по биологиипромелькнули у него перед глазами. Перед ним забрезжила убийственная истина –истина его собственной предстоящей смерти, и он отчаянно закричал, выплевываясгустки крови. Но, прислонившись к дверному проходу, как пьяный к фонарномустолбу, он увидел, что предметы вокруг него закрываются за движущимсяпредсмертным затемнением. Все. Я умираю.

Он закричал вновь, возвращая мир назад в мучительный фокус.Не сейчас. Я не должен.