Ричардс захохотал. Поначалу звук собственного смеха изумилего, показался ему трескучим и нерешительным. Как давно уже он как следует нехохотал – от души, свободно и неудержимо, смехом, исходящим из глубины живота!Ему показалось, что он за всю свою жизнь, серую, тяжелую, незатейливую, – такне смеялся. Но сейчас он отыгрался за все.

– Ах ты ублюдок!

Голос Маккоуна подвел своего хозяина: казалось, он неговорил, а только открывал рот. Его лицо выглядело измятым и заляпанным, как узатисканного до дыр плюшевого мишки.

Ричардс засмеялся снова. Он облокотился на ручку кресласвободной рукой и смеялся не переставая.

Счет продолжается…

Когда голос Холлоуэя сообщил Ричардсу, что самолетпересекает границу Канады и штата Вермонт (Ричардс подумал, что Холлоуэй знаетсвое дело; он сам ничего, кроме темноты, рассекаемой пучками света, внизу подсобой не видел), Ричардс осторожно отставил в сторону свой кофе и сказал:

– Дайте мне, пожалуйста, карту Северной Америки, капитанХоллоуэй.

– Физическую или политическую? – тут возник новый,незнакомый голос. Ричардсу показалось, штурмана. Теперь он, скорее всего,притворялся услужливым, но непонятливым, не разобравшись, какая карта емунужна. А на самом-то деле никакая.

– Обе, – произнес он безо всякого выражения.

– А вы пошлите за ней женщину.

– Как тебя звать-то?

Воцарилось смущенное молчание, характерное человека, которыйс неожиданной тревогой понял, его как-то выделяют среди других.

– Донахью.

– У тебя есть свои ноги, Донахью. Думаю, что ты сбегаешь ивсе принесешь сюда сам.

Донахью сбегал. У него были длинные волосы, зализанныеназад, и брюки, скроенные достаточно тесно, чтобы показать другим то, чтосмотрелось как сумка с мячиками для гольфа, висящая между ног. Все карты былиупакованы в пластик. Ричардс не разобрал, во что были упакованы яйца Донахью.

– Я не хотел вас обидеть, – с неохотой сказал он. Ричардсподумал, что лицо это ему знакомо. Молодой везунчик, куча свободного времени,проводит его в основном слоняясь в поисках развлечений в самых паршивыхместечках больших городов, шатаясь по компаниям богатеньких, иногда – пешком, ачаще – на мотоциклах. Все они – пидоры. Это должно быть искоренено. Они должныоставить в покое наши общественные уборные. Такие типы редко осмеливаютсяпоявляться в увеселительных заведениях днем, предпочитая им кромешную тьмугетто. А когда они посещают эти заведения, тут-то из них дерьмо и вышибают.

Донахью напряженно переминался с ноги на ногу под тяжелымвзглядом Ричардса.

– Что-нибудь еще?

– Ты что, педераст, парень?

– А?

– Да нет, ничего такого. Ну иди обратно. Помогай управлятьсамолетом.

Донахью стремительно удалился, шаркая ногами. Ричардс оченьскоро разобрался, что карта с городами, поселками и дорогами – это политическаякарта. Ведя палец от Дерри к канадско-вермонтской границе по направлению кзападу, он прикинул, где они сейчас находятся.

– Капитан Холлоуэй!

– Слушаю.

– Разворачивайте самолет влево!

– Что? – Холлоуэй был искренне поражен.

– Я имею в виду, на юг. Южнее. И помните…

– Я помню, – сказал Холлоуэй. – Не беспокойтесь.

Самолет накренился. Маккоун ссутулившись сидел в том самомкресле, в которое рухнул, пожирая Ричардса ненавидящим -взглядом.

Счет продолжается…

Ричардс вдруг сообразил, что периодически проваливается всон, и это его напугало. Монотонный тяжелый гул моторов коварно убаюкивал его.Маккоун прекрасно понимал, что происходит с Ричардсом, и напружинился, как лисаперед охотой. Амелия тоже все понимала. Она горестно съежилась на переднемсиденье около кухни, наблюдая за ними обоими.

Ричардс выпил еще две чашки кофе. Не очень-то помогло. Всетруднее и труднее было сосредоточиваться и следить за картой и за бесстрастнымисообщениями Холлоуэя о пути их незаконного полета.

Наконец, Ричардс ударил себя кулаком по тому месту, кудапопала пуля. Боль была мгновенной и сильной, как ушат холодной воды в лицо. Изуглов стиснутого рта вырвался свистящий, шипящий крик, похожий на стереозвук.Красная кровь из раны напитала его рубашку и потекла по руке. Амелия застонала.

– Через шесть минут мы будем пролетать Олбани, – сказалХоллоуэй. – Если вы выглянете, вы увидите – Олбани останется слева от нас.

– Расслабься, – сказал Ричардс сам себе. – Расслабься.Просто расслабься. Господи, когда же это кончится? Уже скоро. Было безпятнадцати восемь.

Счет продолжается…

Его будто бы мучил дурной сон, кошмар, подкравшийся к немуиз темноты и перешедший в его полудремлющий разум, даже скорее это было видениеили галлюцинация. Его мозг усиленно работал, сконцентрировавшись на одномуровне, пытаясь постичь проблемы навигации и одновременно не выпустить из видупостоянную угрозу в лице Маккоуна. С другой стороны, возникла какая-то другаятемная сила. Что-то происходило там, в темноте.

Следите за ним.

Огромные, рокочущие сервомеханизмы ворочались в темнотеночи. Инфракрасные глаза горели и переливались неведомым спектром.Бледно-зеленый фосфоресцирующий свет циферблатов и мигающие радары.

Фиксируйте его.

По дорогам там, внизу, громыхали грузовики, а на треугольныхплатформах в трехстах километрах отсюда микроволновые тарелки дрожали в ночномнебе. Нескончаемые потоки электронов вылетали на невидимых, как у летучихмышей, крыльях. Выброс, эхо. Мощный выброс сигнала и слабое воспоминание обобразе, соединенное с ответным колебанием света, и отражение сигнала, смешенноена юг.

Они держат твердый курс?

Да. 320 километров южнее Ньюарка. Это скорее всего Ньюарк.

За Ньюарком следует Ред, это южнее Ньюарка.

Решение остается в силе?

Да.

Над Олбани мы его собьем.

Держись, парень.

Грузовики, громыхающие по закрытым городам, где людивыглядывают из крошечных окошек, и глаза у них полны страха и ненависти. Ревдоисторических чудовищ в ночи.