и ухватилась за край кресла.

– Я не имел в виду немедленно.

– А когда? Потом у меня будет еще меньше времени.

Эдди уступил и наклонился, хватаясь за другой край.

* * *

Он понимал, что не следует писать эсэмэски за рулем. Прикидывал, не остановиться ли на минутку – «Везу домой тетушку хотел предупредить», всего-то и нужно написать, – но Лили могла обогнать и добраться раньше, чем он. Поэтому Эдди решил просто ехать домой. Если Клод увидит, как они подъезжают, он догадается, а если услышит, что они вошли в дом – надо просто говорить нарочито громко, – то сообразит, что нужно скрыться из виду. Нет проблем.

Но захочет ли он скрыться?

Иногда Эдди задумывался, а понимает ли Клод, в каком положении находится он, Эдди? Клоду хорошо, его родители всегда принимали его таким, какой он есть. И вообще он знал, какой он, в этом тоже большая разница. А сам Эдди… Эдди и представления не имел ни о чем таком вплоть до восьмого класса. А в восьмом классе он влюбился в Карен Смолл, самую популярную девочку в школе. И в силу этого абсолютно недосягаемую, как он сейчас понимал. Ни малейшей угрозы взаимности. Но Карен встречалась с Джемом Бафордом, и Эдди принялся изучать Джема Бафорда, чтобы понять, что же в нем такого особенного. Он вдруг заметил его кривую улыбку, чудной вихор, вечно торчащий на макушке, привычку сжимать в зубах стержень авторучки, как незажженную сигарету. И в конце концов… Погоди-ка, сказал себе Эдди, я что, влюблен в Джема?

Он свернул на свою улицу. Каким-то чудом прямо напротив дома нашлось свободное парковочное место. Эдди остановился рядом с ним и посмотрел в зеркало заднего вида. Над грудой коробок, заваливших заднее сиденье, он разглядел, как медленно подъехала «тойота» Лили. Он вышел, Лили опустила стекло и выжидательно смотрела на Эдди.

– Ты занимай это место, – предложил он, – а я поищу подальше впереди.

– Ладно.

Но впереди ничего не нашлось – ни в их квартале, ни в следующем. Пришлось свернуть в переулок и припарковаться криво и слишком далеко от бордюра, потому что Эдди спешил вернуться к своему дому. Лили уже так долго его дожидалась, что он даже не стал возиться и вытаскивать пару коробок, чтобы заодно прихватить с собой.

Но Лили не ждала в машине. Водительское место оказалось пусто. И, заглянув через заднее стекло в салон, он обнаружил, что кресла тоже нет.

А дверь в дом открыта. Эдди взлетел на крыльцо, перепрыгивая через ступеньку, на ходу выкрикнув: «Привет!»

Лили оказалась в гостиной. Она чуть двигала кресло, пару дюймов влево, пару вправо, пристраивая в углу. А Клод оттаскивал в сторону кресло-качалку, которое стояло там раньше.

– О, привет, Клод! Как поживаешь?

– Что скажешь? – спросила Лили, выпрямляясь и отряхивая ладони. – Здесь подойдет?

– Конечно! Отлично! Тетя Лили, это Клод Эверс. Клод, это…

– Да мы уже закадычные друзья, – улыбнулась Лили. – Мы на пару втащили это кресло на крыльцо. – Обернулась к Клоду: – Ты весь в пылище. Да уж, сразу видать, какая из меня хозяйка. – И рассмеялась.

– Это, скорее, от кресла-качалки, – возразил Клод, печально разглядывая свою футболку.

– Прости, что так задержался, – сказал Эдди.

– Да все нормально! – успокоила Лили, подхватила свою сумочку, чмокнула его в щеку. – Ладно, дружочек, я побежала. Позвоню тебе попрощаться перед отъездом. Через неделю, не раньше.

– А… хорошо… спасибо еще раз, тетя Лили. И за обед, да.

– На здоровье! Спасибо тебе – за отличное вино. – Помахала Клоду: – Пока, Клод.

– Пока, Лили. Рад был познакомиться.

Эдди прошел к выходу и стоял, провожая взглядом машину Лили. Потом вернулся в гостиную.

– Что произошло? – спросил он Клода.

– В каком смысле, что произошло? – удивился тот. Он как раз тащил кресло-качалку в сторону лестницы.

– Как получилось, что вы с ней столкнулись?

– Она же тебе сама рассказала. Я выглянул в окно, вижу, женщина пытается вытащить из машины вот это здоровенное кресло. Что я должен был делать? Ты же не думаешь, что я мог позволить ей биться с этой махиной в одиночку?

– Но это просто… очевидно, – сказал Эдди.

– Что именно?

– Ты должен был по меньшей мере заподозрить, кто она такая, а ты из кожи вон лезешь, чтобы тебя заметили.

– Пожалуй, можно поставить кресло-качалку в гостевой комнате, – задумчиво предложил Клод.

– И как ты объяснил свое присутствие? – не унимался Эдди.

Клод оставил кресло-качалку в покое, повернулся к Эдди:

– А почему я должен был объяснять свое присутствие?

У Эдди слов не нашлось от возмущения. Он лишь беспомощно воздел руки. Повисло молчание. А потом Клод улыбнулся и сказал:

– Малыш, да она все знает.

Эдди растерянно уронил руки.

– И всегда знала, – добавил Клод.

И спокойно поволок кресло из комнаты. Добравшись до лестницы, подхватил его двумя руками и потащил наверх.

Смысл сказанного вдруг начал медленно проявляться, раскрываться, румянец заливал лицо Эдди. Ну конечно, она знала. Теперь он это ясно видел. И знала не только Лили, потому что вот он, мужик, которому сорок один, и никто из родных ни разу в жизни не спросил, есть ли у него девушка. Ни на одной из свадеб никто не сказал весело: «Ты следующий, Эдди!» И он припоминал теперь, как много лет назад его кузен Малыш Робби, когда они как-то раз смотрели вместе телевизор, резко переключил канал, когда некто на экране назвал кого-то педиком.

Можно было бы подумать, что это осознание принесло облегчение. Да, отчасти. Эдди ощутил прилив огромной любви к своей семье, которую он явно недооценивал. Он-то думал, что, храня свою тайну, проявляет милосердие, что защищает их от информации, которая может ранить. Но сейчас понимал, что, скрывая правду, причинял гораздо больше боли и что милосердны по отношению к нему были как раз они.

Он стоял, почти в трансе, невидящим взором уставясь на лестницу, всей душой горюя о времени, потерянном так бездарно.

8

Дэвид Гарретт вышел на пенсию, когда ему исполнилось шестьдесят восемь. Он планировал работать и дальше, но в середине весеннего семестра 2020 года разразилась пандемия, и все его классы перевели учиться в зум. Выяснилось, что он не слишком ловко управляется с зумом. Морщился при виде своей физиономии на экране, сетовал на неестественный тембр своего голоса – он чувствовал, что обделяет своих учеников. Вдобавок спектакль для выпускного класса, который он ставил последние сорок с чем-то лет, внезапно отменили прямо в разгар репетиций. Театральные представления в целом ушли в прошлое вместе с уроками живописи, хором и оркестром – всеми теми предметами, которые, по мнению Дэвида,