что встревожился, просто сказал:

– Что ж, бывает. Давайте посмотрим, чем мы можем помочь.

Кендл обернулась еще раз проверить, как там бабушка.

Мерси так и сидела, привалившись головой к окну. Вот было бы здорово, если бы она сейчас спокойно выпрямилась и принялась безмятежно сворачивать и укладывать платочек в сумку! Вот тогда Кендл почувствовала бы себя дурочкой – о, с какой радостью она почувствовала бы себя дурочкой! Но лишь посторонилась, пропуская кондуктора; тот наклонился – все еще не выказывая ни малейшей тревоги, – взял Мерси за запястье, подержал мгновение.

– Ну что ж… – выговорил он наконец. – Вот что я вам скажу, юная леди. Пойдемте со мной, пока ваша бабушка не станет чуть поживее.

– А что с ней?

– Ну, как по мне, она чертовски устала, полностью измотана. Знаете, Нью-Йорк именно так действует на людей.

«Н-Йоок», – мягко и округло произнес он. И этот город будто стал сердечнее, чем на самом деле.

– Но с ней все будет хорошо? – спросила Кендл.

– Э… да. Да. Просто пойдемте пока со мной.

И она пошла за ним, чувствуя не передаваемую словами радость, что можно сбежать от бабушки, и одновременно терзаясь чувством вины за эту радость. Кондуктор провел ее в следующий вагон впереди и усадил на первое сиденье справа. Рядом лежали чьи-то вещи, возможно, его, – полотняная сумка и коробка для ланча.

– Устраивайтесь здесь, – велел он. – Пока я не вернусь.

И ушел. Глядя в его спину, удаляющуюся по проходу, Кендл уже соскучилась.

Потом случилось еще несколько поводов для волнения. Отчасти потому, что они въехали в тоннель, а значит, их станция уже близко; в окнах потемнело, пассажиры начали вставать и собирать багаж. Потом вернулся кондуктор и спросил, кто будет встречать ее на вокзале. Или нет, сначала поезд остановился, все еще в тоннеле, и только потом он пришел спросить, кто ее встречает.

– Папа, наверное, – сказала она.

А он спросил:

– Как зовут твоего папу, детка?

– Кевин Лейни, – сказала она, и кондуктор ушел.

Но сейчас ей казалось, что «Кевин Лейни» прозвучало как-то не совсем правильно. Так бывает, когда много раз повторяешь слово и оно постепенно начинает казаться незнакомым. Неужели ее отца правда зовут Кевин Лейни? Поезд совсем затих, теперь смолк не только стук колес, но и урчание кондиционеров, и сразу стало очень жарко. Потом в громкоговорителе раздался голос – не знакомого кондуктора, а чей-то еще – и сказал, что поезд подходит к станции. Пассажиры оживились, самые нетерпеливые уже стояли в проходе. Какой-то ребенок начал пролезать вперед, толкать всех. Наконец поезд вновь тронулся, кондиционеры заработали, они выехали на свет, чудесный предвечерний свет, и поезд замедлил ход и остановился, и люди в проходе качнулись было вперед. Но тут ожили динамики и голос сказал, что двери пока не откроют. Надо немного подождать. И опять недовольный ропот. Несколько человек вернулись на свои места, но большинство остались стоять, один так близко к Кендл, что рукав сложенного плаща, висевшего на локте, задевал ее по голове. Кендл почувствовала, что если не сможет немедленно выскочить из поезда, то сломается, как ветка, которую наклоняли, наклоняли, наклоняли; она больше не вынесет этого. Но потом – оп! Ее кондуктор. Милый, милый кондуктор протискивается сквозь толпу в проходе и пробирается прямо к ней.

– Все в порядке, юная леди?

– А как моя бабушка?

– Ею сейчас занимаются, – сказал он. – С ней все в порядке, и она молодец. А вы пойдемте со мной, я вас провожу.

Кендл должна была бы напомнить, что двери еще закрыты, но не стала. Ей хотелось верить, что как только они вдвоем доберутся до ближайших дверей, те волшебным образом откроются перед ними. И так оно и случилось. Они вышли на площадку, и двери тут же растворились, и Кендл шагнула из поезда прямо в объятия отца.

* * *

Он сказал, что все уже хорошо, они сейчас пойдут к машине и поедут домой, чтобы все рассказать маме. Кендл не спросила, что они должны рассказать. Она догадалась. Ни слова не говоря, она шла рядом с отцом к лестнице и не проронила ни слезинки, пока он не сказал:

– Мне так жаль, что тебе пришлось пройти через это, девочка моя.

И тут Кендл сломалась. Ему пришлось подхватить дочь под локоть, иначе она упала бы, и она повернулась, и уткнулась лицом ему в грудь, и разрыдалась так горько, что промочила его рубашку, а он все повторял:

– Ну что ты, ну полно. Я понимаю. Ты пережила ужасное потрясение. Бедняжка моя.

Но она плакала вовсе не из-за потрясения. Она плакала, потому что только что бросила единственного человека на свете, который называл ее Кендал.

7

К лету 2014 года из всех Гарреттов в Балтиморе остались Лили и Эдди. Не под одной крышей, разумеется. Лили так и жила в своем старом доме в Сидаркрофт, хотя Моррис скончался от рака прошлой зимой. А Эдди купил дом в Хэмпдене, и все семейство сочло это забавным в свете того факта, что Робин и Мерси именно из Хэмпдена сбежали шестьдесят лет назад. Ныне, однако, этот район считался хипстерским. Жителям порой приходилось оставлять машины за несколько кварталов от дома, потому что улицы забиты чужаками, приезжающими пообедать в стильных ресторанах и пройтись по модным ювелирным салонам.

Робин и Мерси уже умерли – Робин меньше чем через год после Мерси, как будто не видел смысла жить без нее, – а Элис с Кевином переехали во Флориду, где Кевин мог круглый год играть в гольф, а Элис инспектировать курсы в местном колледже. Лили, теоретически, тоже вышла на пенсию, но, как прежде ее отец, норовила время от времени заглянуть в магазин, исключительно чтобы держать руку на пульсе, как она говорила. Эдди всегда был ей рад, сообщал новости о ее любимых давних клиентах и знакомил с новыми линейками продуктов. («Биде! – фыркала она. – Только этого не хватало! Кто тут в Балтиморе вообще знает, что такое биде?») Эдди еще подростком начал работать в «Веллингтоне». Из всех внуков Робина он единственный унаследовал страсть деда к инструментам, его интерес к тому, как работают разные механизмы и как бы придумать, чтобы они работали лучше. И правильно, что он взял на себя управление семейным бизнесом. Сначала шли разговоры насчет того, чтобы Эдди пошел работать в отцовскую фирму, но парень не проявлял ни малейшего энтузиазма, строительство торговых центров и загородной недвижимости – такое не для него. Впрочем, разговоры эти вел исключительно Кевин, не Эдди.

Однако за пределами семейного магазина Лили с Эдди почти