Тем временем Мари, поспешно покинув универмаг через один избоковых выходов, остановила такси. Утро выдалось не из легких, и оначувствовала себя выжатой как лимон, а ведь впереди был еще целый день. В машинеМари назвала таксисту адрес ветеринарной клиники, в которой можно было на времяоставить собаку. На том же такси она вернулась домой.

Разговаривая с Беном, Мари слегка покривила душой — всенеобходимое для поездки она уложила еще накануне, поэтому сейчас ей оставалосьтолько забрать чемоданы. Она сожалела, что пришлось расстаться с Фредом, —по отношению к нему это было жестоко, — однако взять его с собой у Маридействительно не было никакой возможности. Во-первых, она запланировала себеслишком много остановок в самых разных местах, а во-вторых… Во-вторых, в это путешествиеона должна была отправиться одна. Как-никак это были последние дни НэнсиМакаллистер — конец старой истории и начало новой, — и ей необходимо былопобыть наедине с собой, чтобы окончательно убедиться в правильности принятогорешения.

Поднявшись в квартиру, Мари в последний раз огляделась посторонам, чтобы увериться, что она ничего не забыла. Отчего-то ей казалось,что, когда она вернется сюда, все здесь будет уже другим, но это впечатлениебыло обманчивым. На самом деле это она вернется сюда другой.

И, закрывая дверь в квартиру, как дверь в старую жизнь, онапроизнесла только одно слово.

Это было слово «прощай». С ним Мари обращалась и к Бену, и кМайклу, и к себе самой, и ко всем, кто когда-то знал и любил ее.

— Прощайте все…

Когда она вышла из подъезда с чемоданом в руках ифотоаппаратом через плечо, в глазах ее стояли слезы.

Мари не разрешила Питеру встречать ее в аэропорту. Когда онауезжала, ее никто не провожал, и она хотела вернуться точно так же, чтобыненароком не разрушить волшебства, которое подарила ей эта сказочная поездка.

Эти три недели были переполнены множеством впечатлений,радостными открытиями и нелегкой работой, но Мари осталась очень довольна. Напротяжении двадцати дней она почти ни с кем не общалась — она только наблюдала,размышляла, делала выводы. Но по мере того как шли дни и один город сменялсядругим, ее мысли становились все легче, все светлей.

Нечаянная встреча с Беном Эйвери стала для нее настоящимпотрясением, разом оживив в памяти слишком много воспоминаний, но понемногуМари сумела преодолеть ее последствия. Теперь все было позади, и Мари твердоэто знала. Она могла жить с этим и не вспоминать. Новая жизнь наконец-тоначалась для нее по-настоящему.

Рождество Мари встречала в Таосе, но для нее праздник почтиничем не отличался от других дней. Накануне выпал снег, и ей даже захотелосьпокататься на лыжах, но она удержалась, так как обещала Питеру избегать всего,что могло привести к новому несчастному случаю или просто падению. Вместо этогоМари выпила в баре мотеля бокал шампанского и легла спать, а уже рано утромснова была на заснеженных склонах и, с упоением вдыхая чистый, морозный воздух,фотографировала зимний восход, укутанные снегом пихты и синеватую дымку наддолинами, все еще укрытыми ночной тенью.

Итак, она выполнила свое обещание, а Питер выполнил свое.Мари известила его о дне своего возвращения, но просила не приезжать ваэропорт, и он не приехал. Убедившись в этом, Мари вздохнула с облегчением.

Она была одна в толпе незнакомых людей, и это ощущениенеожиданно подействовало на нее успокаивающе. Здесь, среди людей, оначувствовала себя незаметной, практически невидимой. За последний год снебольшим, пока Мари ходила в бинтах, она потратила много времени именно на то,чтобы научиться не привлекать к себе внимания, и сейчас ей пришлось убедиться,что это для нее по-прежнему важно.

Теперь на лице Мари больше не было бинтов, но взгляды многихи многих по-прежнему останавливались на ней. Ее осанка, манера двигаться, дажеодежда, состоявшая из широкополого черного «стетсона», прикрывавшего последниеполоски пластыря на лбу, овчинного полушубка и черных джинсов — все это делалоее заметнее белой вороны, ибо никакие ухищрения не способны были скрыть самогоглавного — ее редкостной, потрясающей красоты. Но сама Мари этого пока несознавала, во всяком случае — до конца.

У выхода из аэропорта ей посчастливилось сразу же пойматьтакси. Назвав водителю свой домашний адрес, Мари со вздохом откинулась наспинку сиденья и смежила ресницы. Только сейчас, вернувшись в Сан-Франциско,она почувствовала, до какой степени вымоталась. Часы показывали семь вечера, аона поднялась в пять, чтобы успеть сделать несколько снимков. Потом былнедолгий, но утомительный перелет, стоивший ей немало сил, и Мари твердопообещала себе, что к двенадцати она уже будет лежать в постели.

Она просто обязана была хорошо выспаться, и не толькопотому, что очень устала. Просто завтрашний день тоже обещал быть не из легких.Для Мари, во всяком случае, он значил так много, что "она специальнорассчитала время таким образом, чтобы избавить себя от ожидания и вернутьсянакануне этого важного события.

Завтра Питер собирался снять с ее лба последний пластырь.Правда, кроме него, мало кто мог догадаться, что Мари до сих пор носит его — настольконезаметны были эти узкие полосочки телесного цвета, но Мари было достаточнотого, что она об этом знает. Но завтра… завтра она избавится даже от них. Можносчитать, что именно з??втра она родится заново, благо Мари уже получилаофициальное право пользоваться своим новым именем.

Она заранее решила, что после этой заключительной процедурыпоедет к себе или куда-нибудь в тихое место и побудет немного одна. А вечеромони с Питером встретятся вновь и как следует отпразднуют это знаменательноесобытие. Отныне в ее жизни больше не будет ни наркоза, ни операций, ни швов, нибинтов. Она будет как все!

Аминь!..

Мари не сдержалась и фыркнула, и водитель удивленнопокосился на нее в зеркальце заднего вида, но промолчал. Через пять минут онуже высадил Мари у подъезда ее дома, и, расплатившись с ним, она стала медленноподниматься по лестнице, словно всерьез ожидая, что за время ее отсутствияквартира действительно могла измениться.

Но, войдя внутрь и включив свет, она увидела, что всеосталось по-прежнему, и это даже слегка ее разочаровало. Впрочем, Мари тотчасже посмеялась над собой. Чего, собственно, она ждала? Что из спальни строемвыйдет духовой оркестр? Что в раковине на кухне вырастут орхидеи? Что из-подкровати выскочит Питер?

Подавив вздох, Мари быстро сбросила одежду и вытянулась накровати. Беспокойные мысли сменяли одна другую. Во-первых, какими станут их сПитером отношения теперь, когда он практически закончил работу над ее лицом?Что, если они расстанутся и никогда больше не увидятся? Нет, это было совершеннонемыслимо. Мари понимала, что их многое связывает, помимо отношений доктора ипациентки. Именно Питер организовал выставку ее работ, которая должна былаоткрыться через несколько дней. Это — и еще многое другое — указывало на то,что он ценит ее как личность, а не только как блестящее доказательство своегомастерства хирурга. Мари не сомневалась в этом, и тем не менее — лежа накровати одна, в пустой квартире, — она чувствовала себя на удивлениенеуверенно. Ей срочно нужен был кто-то, кто успокоил бы ее и сказал, что все впорядке, что она не одинока и что у нее все получится, будь она хоть МариАдамсон, хоть Джейн Смит.