— Вот как? — спросил он. — Значит, я иду напоследнем месте? Кстати, ты, кажется, забыла Фреда…

Они оба рассмеялись этим его словам, и Питер заказал обоимпо «Кровавой Мэри», но тут же передумал и велел официанту принести шампанского.

— Шампанское? — удивилась Мари. — Боже мой,шампанское!..

— Почему бы нет? Сегодня у меня больше нет приема,кабинет закрыт, ассистенты отпущены, и я совершенно свободен… Есликонечно, — поспешил поправиться он, — у тебя нет каких-нибудьособенных планов.

— О боже, Питер, какие у меня могут быть планы?

— Ну, я не знаю… Может быть, ты хотела поработатьсегодня? — спросил он и сразу же понял, что задал глупый вопрос.

Мари негромко рассмеялась.

— Ну что ты. Я правда хотела сделать несколько снимков,но сейчас я решила, что работать в такой день было бы по-настоящему грешно.Давай развлекаться, развлекаться на всю катушку. Устроим загул!

Питер тоже улыбнулся:

— И с чего бы ты хотела начать? Мари на мгновениезаколебалась, потом подняла на него взгляд.

— Придумала! Пойдем на пляж!

— На пляж? В январе?!

— А что тут такого? В конце концов, мы с тобой вКалифорнии, а не в Вермонте. И потом, не обязательно лезть в воду. Мы могли быдоехать до Стинсона и немного погулять по берегу.

— Годится. — Он улыбнулся. — Как тебевсе-таки легко угодить!

Но на самом деле Питер так не думал. Он знал, что ихпрогулки вдвоем уже давно стали для Мари чем-то особенным. И она относилась кним почти с суеверным чувством, пребывая в полной уверенности, что, как толькоони прекратят свои воскресные поездки на побережье, удача отвернется от нее.

Была и еще одна причина — Мари хотелось вручить Питеру свойподарок в совершенно особенной обстановке, и ресторан, каким бы замечательнымон ни был, совершенно для этого не подходил. Ей с первой минуты хотелось отдатьему брелок, однако Мари выдержала характер. Только когда они очутились набезлюдном берегу океана, она достала из сумочки маленькую перевязаннуюленточкой коробочку и повернулась к нему.

— У меня кое-что для тебя есть, Питер… Он удивленнопосмотрел на нее, как будто не совсем понимая, что она имеет в виду, а Мари ужепротягивала ему свой подарок.

— Вот, возьми. Если тебе хочется, я могу потомвыгравировать на нем сегодняшнее число.

— Мари, зачем это… Я не знаю… Это лишнее!.. Питер былодновременно и тронут до глубины души, и смущен ее вниманием, а когда он открылмаленькую, отделанную внутри бархатом коробочку, то не смог удержаться отвосхищенного возгласа.

— Спасибо, огромное тебе спасибо! Я… я… — И не зная,как еще выразить свои чувства, он крепко обнял ее за плечи свободной рукой.

— Я знала, что тебе понравится, — проговорила онаудовлетворенно.

— И все равно тебе не следовало… — сказал Питер, ноМари не дала ему договорить.

— Нет, следовало, — решительно возразилаона. — Ведь ты ничего для меня не сделал и никогда ничего мне не дарил,вот я и решила — пусть тебе будет стыдно…

Ее глаза озорно блеснули, и Питер невольно рассмеялся. Потомон шагнул вперед и, обняв Мари, поцеловал ее долгим, нежным поцелуем, которыйяснее всяких слов сказал ей о его чувствах. И на этот раз Мари ответила на егопоцелуй.

— Может… может быть, нам лучше вернуться? —спросил он некоторое время спустя.

Мари кивнула в ответ и все так же молча пошла за ним кмашине, кутаясь на ходу в шубку, защищавшую ее от сырого холодного ветра,дувшего со стороны океана. «Как хорошо, что мы съездили сюда», — подумалаона, садясь рядом с ним на переднее сиденье.

На обратном пути они разговаривали мало, и с лица Питера несходило торжественное и слегка напряженное выражение. Лишь когда они подъехалик ее дому, лоб его немного разгладился, однако когда Мари, улыбнувшись,пригласила его подняться, Питер снова нахмурился.

— Ты уверена, что действительно хочешь этого? —спросил он.

— Абсолютно. Если, конечно, у тебя есть время. Дело втом, что я приготовила для тебя еще один подарок…

И Мари первой стала подниматься по лестнице. Питеру неоставалось ничего другого, кроме как последовать за ней.

В квартире было темно, но Мари не стала зажигать лампу.Вместо этого она сразу прошла в гостиную и развернула мольберт от окна. Толькопосле этого она включила верхний свет и позвала Питера.

Он шагнул в комнату и замер на пороге. Перед ним стоял намольберте готовый холст — пейзаж с деревом, в ветвях которого прятался озорноймальчуган. Мари закончила эту картину еще до того, как уехать на рождественскиеканикулы, но приберегала свой сюрприз до сегодняшнего дня, до этого самогочаса.

Питер некоторое время рассматривал картину, потом склонилголову набок и внимательно посмотрел на Мари, как будто о чем-то догадавшись.

— Это тебе, Питер. Я начала эту картину… давно. Итеперь я закончила ее для тебя.

— Мари, дорогая… — Он шагнул вперед, и лицо егосделалось удивительно нежным. — Это мне, правда? — спросил Питер, какбудто все еще не веря, что она действительно дарит ему этот чудесный пейзаж.

Впрочем, его растерянность была Мари понятна — для них обоихсегодняшний день был слишком насыщен сюрпризами.

Остановившись у самого мольберта, Питер неожиданно покачалголовой:

— Я не могу принять это, Мари. У меня и так уже многотвоих фотографий… Если ты будешь дарить мне свои лучшие работы, тебе нечегобудет выставлять.

— Но фотографии — это одно, а картина — совсемдругое, — возразила Мари. — Она означает, что я в самом деле начинаювозрождаться. Ведь ты и сам отлично знаешь, что все это время я просто не могларисовать. И еще… Этот мальчик когда-то очень много для меня значил. А теперь яхочу, чтобы он был у тебя. Пожалуйста, не отказывай мне… В глазах Маризаблестели слезы, и Питер, торопливо шагнув к ней, крепко ее обнял.

— Спасибо, Мари. У меня… у меня действительно нет слов.Это… это замечательная картина. Ты слишком добра ко мне.

Мари прижала пальцы к его губам.

— Ш-ш, молчи, ничего не говори, — прошептала она икрепче прижалась к нему. — Не надо…

— Помоги мне, пожалуйста, застегнуть платье… — Грациозноизогнувшись. Мари повернулась к Питеру спиной, и он невольно замер,залюбовавшись ее гладкой, светлой, как слоновая кость, кожей.

— Я бы скорее расстегнул его… — пробормотал он,отчего-то смутившись.

— Но-но-но!.. — Она предостерегающе нахмурилась, нотут же прыснула, и Питер рассмеялся тоже.