— Тогда самый лучший выход — это подождать, что будетдальше. Не надо спешить, Мари. Ведь ты только недавно решилась вычеркнутьМайкла из своей жизни. Вот увидишь, теперь, когда ты больше не чувствуешь себясвязанной с ним, ты станешь свободнее в своих мыслях и поступках.

Фэй заметила, как при этих ее словах под тонкой кожей резчеобозначились скулы, упрямо сжался рот, и негромко спросила:

— Ты ведь не разочаровалась в людях, Мари? В любви?..

— Нет, конечно! С чего бы? — как-то слишкомпоспешно ответила Нэнси.

— Ты не должна разочаровываться, терять веру. Майклподвел тебя, но ведь не все мужчины таковы. Постарайся не забывать об этом.Непременно найдется человек, которого ты полюбишь по-настоящему. Может быть,это будет Питер, может, кто-то другой, но такой человек в твоей жизниобязательно появится. Ведь ты красива и еще очень молода — тебе ведь нет еще идвадцати пяти. У тебя впереди вся жизнь!

— Питер говорил мне то же самое.

Мари улыбнулась, но так, словно она не верила ни ему, ниФэй. Потом она вдруг выпрямилась и посмотрела на свою подругу со страннымвыражением, в котором читались одновременно и страх, и сожаление.

— Знаешь, я приняла еще одно важное решение…

— Это какое же?

— Насчет нас… Мне кажется, нам с тобой больше не нужновстречаться в качестве пациентки и психоаналитика. По-моему, я уже преодолела всебе все, что мне мешало и мучило меня. Я готова выйти в большой мир, готоваработать не покладая рук — и победить.

— Тогда почему ты не радуешься этому? Почему ставишьсвободу, которую ты якобы приобрела, в такую жесткую зависимость от наших стобой бесед?

Фэй задала этот вопрос намеренно резким тоном, посколькучто-то в поведении Нэнси продолжало беспокоить ее. Пусть даже сама она искреннеполагала, что все позади, Фэй отнюдь не была в этом уверена. Нэнси предали, итеперь она изо всех сил старалась забыть об этом. Забыть, но не преодолеть. Онаготова была сражаться за свой профессиональный успех, но не за себя самое.

— Ты владеешь редкостным даром, Мари. У тебя естькрасота. Не надо прятаться от всех за своим фотоаппаратом — выйди к миру соткрытым забралом и покори его своим лицом, голосом, походкой. Поверь, однодругому вовсе не помеха.

Но Мари смотрела на нее холодным, неподвижным взглядомчеловека, который познал всю глубину отчаяния и был сломлен им раз и навсегда.

— Это не был дар, Фэй. За свою красоту я слишком дорогозаплатила.

Потом Мари засобиралась домой. Они вышли в прихожую, и Маринадела перед зеркалом свою белую шляпку. Подруги пожелали друг другусчастливого Рождества, и Мари ушла, но чуть слышное эхо ее горьких слов ещедолго витало в кабинете, и впервые за все время он показался Фэй пустым ихолодным. Ее не покидало ощущение, что, уходя в новую жизнь, Мари без сожалениябросила все, что связывало ее с прошлым. В том числе и ее, Фэй…

Выйдя из дома Фэй, Мари остановила такси и велела везти себяна Юнион-сквер, где находилось агентство по продаже авиабилетов. Билет оназабронировала уже давно, оставалось только выкупить его. Для Мари это былопервое дальнее путешествие — уже несколько лет она никуда не ездила с тех пор,как они с Майклом побывали на Бермудах. Они поехали туда на Страстную субботу изадержались до понедельника, который считался в Северной Каролине официальнымвыходным. Как же хорошо им там было вдвоем…

Мари решительно тряхнула головой, отгоняя несвоевременныемысли, и сосредоточилась на дороге. Такси как раз поворачивало на Пост-стрит.Фред послушно сидел у нее на коленях, внимательно провожая взглядом встречныемашины, и лишь изредка поворачивал голову, чтобы посмотреть на хозяйку.Казалось, он тоже чувствует происшедшую с ней перемену. Мари была словнонаэлектризована, и пса это беспокоило, поскольку понять, в чем дело, он,естественно, не мог.

— Здесь, мисс? — спросил водитель, притормаживаявозле отеля «Святой Франциск», и Мари кивнула.

— Да, здесь, пожалуйста.

Расплатившись с водителем, она отворила дверцу машины илегонько подтолкнула Фреда. Пес спрыгнул на мостовую, и Мари выбралась измашины следом за ним. Оглядевшись, она увидела, что агентство находилось совсемнедалеко, и вскоре уже входила внутрь. В агентстве не было ни одного клиента,что слегка удивило Мари, и только потом, поглядев на часы, она поняла, чтопросто еще слишком рано. Ее встречи с Фэй всегда начинались в половинедевятого… Вот именно — начинались, но теперь все, конец, свобода!..

Только теперь Мари поняла по-настоящему, что больше не будетходить на сеансы к Фэй. Значит ли это, что она больше не нуждается в помощипсихоаналитика? Да, безусловно, да! Мари была совершенно в этом уверена, но кощущению свободы примешивалось горькое чувство потери. Она снова осталась одна;теперь она должна была полагаться только на собственные силы, и ей было все ещенепонятно, радоваться этому или плакать.

— Чем я могу вам помочь? Вы хотите выкупитьбилет? — спросила девушка у стойки, и Мари машинально улыбнулась.

— Да, я сделала заказ на прошлой неделе. Моя фамилияАдаме… Макаллистер.

Тут она невольно подумала о том, как непривычно звучит длянее ее прежняя фамилия. Вот уже два месяца, как она считала себя Мари Адамсон.Но потом она подумала, что даже эта поездка будет глубоко символичной. ОфициальноМари могла пользоваться своей новой фамилией только с первого января. Значит,из Сан-Франциско она улетит еще как Нэнси Макаллистер, а вернется уже как МариАдамсон. От прежней Нэнси не останется даже имени, и это только к лучшему.

«Да, — неожиданно подумала Мари. — Этарождественская поездка определенно напоминает свадебное путешествие, вот толькоя отправлюсь в него одна». Последний этап долгого пути, растянувшегося на безмалого два года. Когда она вернется, то окончательно станет Мари, а Нэнси Макаллистербудет забыта и похоронена. Черт побери, даже Майкл забыл ее, так почему же онане может? От прежней Нэнси просто не осталось ничего — Питер позаботился обэтом. Ни один человек из тех, кто когда-то знал Нэнси, не узнает ее теперь.

Да, благодаря Питеру у нее было запоминающееся, в каком-тосмысле даже выдающееся в своей неповторимой индивидуальности и красоте лицо, нодело было не только в изменившихся чертах. Уроки балета, которые Питер наконецразрешил ей посещать, укрепили мускулы Мари, сделали их пластичнее, и еепоходка была теперь плавной и легкой, движения и жесты — четкими и уверенными,а занятия йогой сделали ее гибкой, словно молодая лоза.

Речь Мари также претерпела значительные изменения: теперьона говорила почти не напрягаясь, но ее бархатистый, мягкий голос звучал такмелодично, что не обратить на него внимания было просто невозможно. И людиневольно прислушивались к нему, словно стараясь угадать за словами какой-тоглубокий, скрытый смысл.