— Не знаю. Пожалуй, это было бы здорово… Эта идеядействительно нравилась ей все больше и больше, к тому же сегодняшний разговорс Питером помог Нэнси снова почувствовать себя храброй, с уверенностью смотретьв будущее. Неужели это потому, что они откровенно поговорили о Майкле? Илипотому, что Питер рассказал ей о женщине, которую он любил? Нэнси не моглаэтого сказать, и тем не менее она чувствовала себя гораздо увереннее.

— Можно я еще подумаю? — спросила она.

— Конечно. Не можно, а нужно! Обещай мне, Мари…Нет. — Питер вытащил ключ из замка зажигания и, сунув его под себя насиденье, повернулся к ней:

— Я никуда тебя не повезу до тех пор, пока ты непоклянешься мне, что дашь свои работы на выставку. — Он смерил ее быстрымлукавым взглядом и добавил:

— Надеюсь, ты достаточно хорошо воспитана и непопытаешься отнять у меня ключ силой?

— Ах ты, шантажист!.. — воскликнула Нэнси впритворном гневе, но губы ее сами собой расплылись в улыбке. — О'кей,хорошо, ты победил. Я согласна.

С этими словами она взъерошила Фреду шерстку и, не выдержав,рассмеялась.

— Ты… согласна? — Питер не мог поверить своимушам.

— Да, согласна. Клянусь тебе чем угодно! Только,откровенно говоря, я не представляю себе, как это организовать. Что, я должнаявиться в какую-нибудь галерею и сказать: «Я — талантливый, но никому неизвестный фотограф, устройте мне выставку, пожалуйста»?

— Ну, это я беру на себя. Значит, договорились?

— Да, сэр, — с важностью ответила Нэнси. И онадействительно могла доверить ему свои работы, как доверила свое лицо и своюжизнь.

— Ты не пожалеешь, — столь же торжественно ответилПитер и, взяв ее лицо в ладони, крепко поцеловал. Потом он снова запустил мотори вырулил на шоссе. Это был удачный день, и ему хотелось петь от радости…

Обратно они ехали гораздо медленнее, но время расставаниянеумолимо приближалось. Питер с сожалением остановился у подъезда ее дома. Емухотелось, чтобы этот день не кончался, но он знал, что чудес на свете небывает.

— Ну что ж, до завтра, — сказал он на прощание. —Постарайтесь как следует выспаться, юная леди. Завтра вы нужны мне свеженькой,как огурчик.

Завтра он намеревался снять бинты с ее лба. На ближайшиймесяц Питер запланировал еще две операции, которые должны были статьпоследними. Декабрь отводился на окончательное заживление швов, а в январе онуже собирался «снять чадру».

— Может, поднимешься ко мне? Ненадолго? — Нэнсипредложила это скорей из вежливости, а не затем, чтобы продлить совместныйвечер, и вздохнула с облегчением, когда Питер отказался, сославшись на дела.

— Мы обязательно поужинаем с тобой на будущей неделе. Аможет, даже на этой, — пообещал он, неверно истолковав ее реакцию. —Я надеюсь, что к этому времени я уже смогу порадовать тебя кое-какимиизвестиями насчет выставки.

— Я не буду разочарована, даже если никаких новостей небудет, — ответила Нэнси, ссаживая Фреда с колен и выбираясь из машины.

Входя в подъезд, Нэнси обернулась и помахала ему рукой напрощание, но мысли ее были далеко. Эта идея пришла ей в голову, когда онивозвращались по пляжу к машине, но сейчас Нэнси уже не сомневалась, что она нетолько может, но и должна осуществить свой замысел. Хотя бы для того, чтобыразорвать еще одну ниточку, которая связывала ее с прошлым.

Поднявшись в квартиру, она сразу прошла к кладовке ивытащила оттуда большую картонную папку, в которой хранились ее незаконченныекартины. Сбросив на кресло жакет, Нэнси немного постояла, пребывая в раздумье.Открывать папку ей было даже как-то боязно, но она пересилила себя и потянулаза тесемки. Папка раскрылась, и к ногам Нэнси выпали несколько набросков, сполдюжины мелких или неудавшихся натюрмортов и даже несколько начатых, нонезаконченных холстов.

То, что она искала, оказалось на самом верху, и Нэнсизадумчиво опустилась на корточки, задумчиво глядя на мальчика, который сидел надереве и болтал ногами. Полтора года назад эта картина должна была стать еесвадебным подарком Майклу, но Нэнси так и не успела закончить ее. И вот теперьона снова извлекла ее на свет божий. Ей понадобилось почти семнадцать месяцев,чтобы набраться мужества сделать это, но теперь Нэнси твердо знала, чтозакончит картину. Закончит, чтобы подарить Питеру.

Стоял ясный, но очень прохладный день, поэтому еще занесколько кварталов до приемной Фэй Мари поглубже надвинула шляпку из мягкогобелого фетра и подняла воротник красного шерстяного жакета. Фред, как всегда,был с ней; его поводок и ошейник были такого же ярко-красного цвета, как ижакет.

У подъезда Мари немного задержалась и, посмотрев на пса,подмигнула ему. У нее было прекрасное настроение, которое не могло испортитьдаже неожиданное похолодание. Машинально поправив на голове шляпку, онаподнялась по ступенькам и вошла в холл.

— Привет! Это я! — Ее звучный голос разнесся повсему большому, но очень уютному и теплому дому, и вскоре откуда-то из глубиныпослышался ответ Фэй.

— Это ты? Проходи, я сейчас.

Подойдя к вешалке. Мари сняла жакет. Под ним было белоешерстяное платье, единственным украшением которого служила маленькая золотаяброшь, подаренная Питером несколько месяцев назад. Рассеянно поглядев на себя взеркало, она кокетливо сдвинула шляпку набок и улыбнулась своему отражению.

То, что Мари видела в зеркале, очень ей нравилось. Онабольше не носила темных очков и, глядя в зеркало, видела свое лицо целиком.Лицо было новым, незнакомым, но очень красивым. Только глаза остались прежними.Что касалось последних полосок пластыря, то они оставались только высоко налбу, под самыми волосами, и Мари с удовольствием подумала о том, что пройдетеще несколько дней, и они тоже навсегда исчезнут. Питер уже почти закончил —она будет свободна.

— Ну, Нэнси, как тебе это нравится?.. Голос Фэйраздался совсем рядом, и Мари невольно вздрогнула. Только сейчас она заметила,что Фэй стоит у нее за спиной и смотрит на нее в зеркало.

— Очень нравится, — честно призналась она. —Я уже почти привыкла к своему новому лицу. А вот ты — нет! — Мариповернулась к Фэй и озорно блеснула глазами.

— Почему это? — непонимающе сощурилась Фэй.

— Ты продолжаешь называть меня Нэнси, а ведь я теперьМари. Даже по документам я — никакая не Нэнси, а мисс Мари Адамсон. Или тызабыла?

— Ох, извини, пожалуйста… — Фэй сокрушенно покачалаголовой и направилась в уютный кабинет, в котором они всегда беседовали. —Я просто оговорилась.

— И, боюсь, это неспроста. У вас, психоаналитиков,каждая оговорка что-нибудь да значит, это я уже усвоила… — Устроившись в своемлюбимом кресле, Мари продолжила: