Питер снова немного помолчал, потом продолжил:

— Мы с Ливией мечтали о том, как уедем далеко отсюда,поженимся, и у нас будут дети, но из этого так ничего и не вышло. Мы простопродолжали тайком встречаться — все двенадцать лет, каждую свободную минуту. Яи сам удивляюсь, как нам это удалось, но подобные вещи, как видно, изредкаслучаются. Ты живешь как во сне и только время от времени неожиданно замечаешь,что прошло пять лет, десять, двенадцать… Нам было очень хорошо вдвоем, но,несмотря на это, мы продолжали изобретать все новые и новые причины, чтобы несвязывать свои судьбы. Все шло в ход: ее муж, моя карьера, ее семья — все…Причину, а вернее — повод, чтобы не предпринимать никаких решительных шагов,всегда можно было найти, и нас обоих это, как видно, вполне устраивало…

Питер еще никогда не признавался себе в этом, но сейчас, вразговоре с Нэнси, он почему-то смог сказать об этом откровенно. Впрочем, нанее Питер не смотрел — его взгляд был устремлен к далекому горизонту. Нэнси,напротив, внимательно разглядывала его, и от нее не укрылась ни горькая складкав уголке губ, ни глубокие морщины, собравшиеся на его обычно чистом лбу.

— Почему вы прекратили встречаться? — спросилаона, чтобы что-нибудь сказать.

«А может быть, они вовсе и не прекращали? Может быть…» Примысли об этом она невольно вспыхнула, но Питер ничего не заметил. В этимгновения он был слишком далеко — за тысячу миль. Или — за тысячу лет.

— Извини, мне не следовало бы совать нос в твои дела… —все же пробормотала Нэнси. В конце концов, она мало что знала о его прежней инастоящей жизни, да у нее и не было на это никакого права.

— Полно, Нэнси, — ответил Питер и посмотрел на неес нежностью, к которой она уже успела привыкнуть. — Ты можешь спрашиватьменя о чем угодно… — Он снова помолчал. — Нет, мы не пересталивстречаться. Просто она умерла. От рака. Это было четыре года назад. КогдаЛивия заболела, я был с нею почти все время, за исключением последнего дня… И,я думаю, Ричард в конце концов узнал о том, что было между нами, но это уже неимело никакого значения. Мы оба ее потеряли, и, как мне теперь представляется,он был благодарен ей за то, что она так и не ушла от него…

Питер протяжно вздохнул:

— Мы оплакивали ее вместе. Она была совершенно исключительнойженщиной. И она была очень похожа на тебя… — закончил он и посмотрел на Нэнси.В глазах его стояли слезы, и Нэнси тоже почувствовала, как горло перехватилспазм. Повинуясь внезапному порыву, она подняла руку и тыльной стороной ладониотерла его мокрые щеки. Потом она опустила руки ему на плечи, прильнула кПитеру и поцеловала его в губы.

Они долго стояли молча, очень близко друг от друга, и глазау обоих были закрыты. Потом Нэнси почувствовала, как Питер обнял ее и крепчеприжал к себе. Уже давно ей не было так покойно и хорошо. Впервые за всесемнадцать месяцев одиночество отступило, и она почувствовала себя… вбезопасности.

Питер все не отпускал ее, и Нэнси показалось, что прошломного времени, прежде чем он снова пошевелился.

— Знаешь, Нэнси, я, кажется, люблю тебя. С этимисловами он выпустил ее и, отступив на полшага назад, поглядел на нее сверхувниз с какой-то странной улыбкой, какой она еще ни разу у него не видела. Отэтой улыбки на сердце у нее одновременно стало и радостно, и грустно — должнобыть, оттого, что Нэнси еще не знала, готова ли она дать ему столько же,сколько он дал ей. Разумеется, она тоже любила его, но не так… не такойлюбовью, о какой говорил сейчас его взгляд.

— Я тоже люблю тебя. По-своему, но люблю…

— Пока мне хватит и этого…

Когда-то, в самом начале их знакомства, Ливия тоже говорилаему эти слова. Между ней и Нэнси было так много общего, что Питера это подчаспугало.

— Когда она умерла, — сказал Питер, — Фэйочень помогла мне. Вот почему я подумал, что общение с ней может быть полезно идля тебя.

Фэй утешила, помогла ему и в других отношениях, но он нестал распространяться об этом. В конце концов, сейчас это было не важно.

— Ты не ошибся, — кивнула Нэнси. — Фэй —удивительная женщина. Вы оба были бесконечно внимательны и добры, и я искреннепризнательна вам обоим… — Взяв его за руку, Нэнси медленно повернулась, и онитронулись в обратный путь, к шоссе. — Видишь ли, Питер, я… Я не знаю, какэто лучше сказать. Я тоже тебя люблю… думаю, что люблю, но прошлое еще живет вомне. И мне никак не удается окончательно его похоронить. Я стараюсь — видитбог, стараюсь! — но я по-прежнему не могу быть уверена в себе на стопроцентов. Уже несколько раз я думала: вот теперь все, но каждый раз в памятивсплывало новое воспоминание, кусочек, фрагмент прошлой жизни, который снованачинал мучить и преследовать меня. Когда-нибудь я с этим покончу, но пока…

— Я не спешу, Нэнси. Я вообще очень терпеливый человек,так что пусть тебя это не беспокоит. Я подожду, сколько надо.

В том, как он произнес эти слова, было что-то такое, отчегоу Нэнси сразу стало теплее на душе. «Может быть, — подумала она, — ялюблю его сильнее, чем мне кажется, а может, здесь что-то другое…»

Но ответа на этот вопрос она не знала, да и не хотела знать.Во всяком случае, сейчас. Время, одно только время способно было расставить всепо своим местам.

Потом ей в голову неожиданно пришла новая мысль. Нэнсизаколебалась, неуверенная в правильности задуманного, но желание воплотить своюидею в жизнь всецело захватило ее. Питер, заметив в ее глазах озорные огоньки,слегка замедлил шаг и, покосившись на нее, с шутливым подозрением спросил:

— Ну, что еще ты придумала?

— О нет, не важно…

— О боже! — Он вздохнул. — Давай выкладывай,что у тебя на уме?

Несколько недель назад Нэнси позвонила ему в половине пятогоутра и потребовала, чтобы он вышел на балкон полюбоваться исключительнойкрасоты восходом. Должно быть, решил Питер, и сейчас она задумала нечтоподобное.

— Эй, Нэнси… то есть — Мари, отныне и впредь — толькоМари! Скажи мне, эта Мари будет такой же непредсказуемой, как Нэнси, или онабудет держаться солиднее, как и подобает знаменитому фотографу?

— Что ты придумал, конечно, нет! У Мари в головестолько планов, столько новых идей, столько…

— О боже, избавь меня от этого! — простонал Питерв комическом отчаянии, но, глядя на его лицо, Нэнси догадалась, что он это невсерьез.

— Может, хотя бы намекнешь мне, в чем дело? —просительно сказал он, но Нэнси-Мари только улыбнулась и отрицательно покачалаголовой.

Так, пересмеиваясь и подшучивая друг над дружкой, они дошлидо того места, где Питер оставил машину. Нэнси уселась на пассажирское сиденье,и Фред легко запрыгнул к ней на колени. Питер захлопнул за ней дверь, обошел«Порше» и, сев на водительское место, завел мотор.

— Ладно, не хочешь — не говори, — сказал он слегким сожалением. — Я и сам кое-что придумал. Последние штрихи на твоемлице я нанесу примерно к Рождеству. Как насчет того, чтобы отметить наступлениенового года персональной выставкой работ фотографа Мари Адамсон? Что ты на этоскажешь?