— Послушай, Венди, строительство медицинского центра воФриско займет года два, и все это время мне придется выкладываться до предела.Это один из самых крупных заказов, какой только возможен в нашей отрасли. Ты…

— Если бы не Фриско, обязательно подвернулось бычто-нибудь другое. Оклахома, Лос-Анджелес, Чикаго, Монреаль… Ладно, ступай. Иможешь впредь не оправдываться.

— Тогда не надо разговаривать со мной так, будто я наработу хожу развлекаться, — сварливо откликнулся Майкл и, бросив газету натраву, посмотрел на Венди.

Венди вся кипела, но еще старалась сдерживаться.

— Вчера ты вернулся домой в половине первогоночи, — тихо сказала она. — Мы были приглашены на ужин к Томпсонам,но ты даже не позвонил. И я, как дура, ждала твоего звонка, вместо того чтобы пойтиодной.

— Почему же ты не пошла? Тебя никто не заставляетсидеть и ждать меня.

— Ты вроде как позабыл, что я люблю тебя, —ответила Венди. — Я вижу, что тебе это безразлично, но мне нет. Поканет, — подчеркнула она. — Что, ради всего святого, с тобой происходит,Майкл? Ты словно боишься бывать где-либо, кроме своего кабинета. Может быть, тыопасаешься, что тоже можешь в меня влюбиться? Разве это будет так ужасно?

— Не говори глупости, — рассердился Майкл. —Ты отлично знаешь, какое у меня напряженное рабочее расписание — встречи,переговоры, контракты… Приходится работать не разгибая спины, но ты, похоже,даже не пытаешься меня понять.

— Я понимаю. И еще я понимаю, что ты проводишь нарабочем месте вдвое больше времени, чем это действительно необходимо. Работастала для тебя образом жизни. Ты прячешься в нее, словно черепаха в свойпанцирь, прячешься от меня и от всех… — «И от Нэнси», — хотелось ейсказать, но она промолчала.

— Это смешно!

Майкл вскочил с шезлонга и заходил из стороны в сторону поее крошечному садику. Стоял сентябрь, но в Нью-Йорке было еще по-летнему жарко,и нагретая трава приятно щекотала его босые ступни.

Их увлечению друг другом, так внезапно вспыхнувшему теплыммайским вечером, было уже почти четыре месяца. В самом начале они провеливместе две приятные недели, но потом пришло лето с его заботами и хлопотами, иМайкл с головой погрузился в работу. Правда, раза два они с Венди все жевыбрались на уик-энд на Лонг-Айленд, но это было исключение, а не правило. Атеперь…

— Какого черта ты от меня хочешь? — спросил Майкл,резко останавливаясь. — Я думал, что мы с тобой уже давно обо всемдоговорились. Я сказал тебе честно и откровенно, что я не хочу…

— Ты сказал мне, что не хочешь слишком близкихотношений, что твоя рана еще не зажила и ты боишься новой боли. Ты предупредилменя, что не знаешь, захочешь ли ты когда-нибудь жениться. Но ты не говорилмне, что боишься жить, боишься любить, боишься быть нормальным человеком.Господи, Майкл, да ты проводишь со своим диктофоном гораздо больше времени, чемсо мной! И, я подозреваю, с ним ты гораздо более любезен, чем со мной. Вовсяком случае — более разговорчив.

— Ну и что?

Венди посмотрела на его лицо, и по спине ее пробежал легкийхолодок. Ему действительно было все равно.

Решение сойтись с ним было с ее стороны чистой воды безумием— из этого все равно бы ничего не вышло. Никогда. И все же в нем было что-то,что продолжало притягивать Венди словно магнитом. Даже сейчас. Во всем обликеМайкла заключалась какая-то особая сила, загадочная недосказанность имужественная красота, которые не могли бы оставить Венди равнодушной, даже еслибы он ее ненавидел. И, самое главное, она очень хорошо чувствовала, как сильнаего боль, как глубока тоска.

Жалея его, Венди хотела протянуть ему руку помощи, показать,что его любят, но он оттолкнул ее. И продолжал отталкивать. Венди не смоглазаменить ему Нэнси, а это значило, что Майкл в любой момент может перестатьзамечать ее существование.

Венди встала с кресла и, отвернувшись, чтобы Майкл не виделее слез, ушла в дом. В кухне она смешала себе новую «Кровавую Мэри» и некотороевремя стояла возле стола, крепко сжав веки. Ее всю трясло. Больше всего насвете Венди хотелось, чтобы, протянув руку, она могла коснуться его, но она уженачинала понимать, что, сколько бы ни продолжался их роман, Майкл всегда будетв недосягаемом далеке. И никогда ни для кого он не сможет стать по-настоящемублизким человеком.

Судорожно вздохнув, Венди быстро допила коктейль и поставилапустой стакан на стол. Она уже собиралась перейти из кухни в гостиную, каквдруг почувствовала прикосновение его теплых рук.

Майкл просто стоял позади и ничего не говорил, и она тожемолчала. От его тела исходило жаркое тепло, и Венди чувствовала это. И, как ивсегда, она очень хотела его, но, боже! — сколько таких вот выходных онапровела, загорая в саду одна! Майкл прекрасно знал это, знал и то, как жаждетона близости с ним, но редко когда давал себе труд ответить на зов ее души итела. И вот наконец Венди решила, что с нее хватит.

— Я хочу тебя, Венди, — тихо сказал Майкл, икаждая клеточка ее тела заныла от желания.

Однако она пересилила себя и осталась стоять неподвижно,по-прежнему повернувшись к нему спиной. В эти минуты Венди почти ненавиделатеплую нежность его ладоне??, которые медленно спускались по ее обнаженнойспине.

— Как ты уже говорил: «Ну и что?»

— Ты же знаешь, я не могу, когда на меня начинаютдавить. — Голос Майкла был негромким и мягким, совсем как его руки.

— Никто на тебя не давит, Майкл. Я просто люблю тебя.Но, как это ни печально, для тебя это одно и то же. Ты не понимаешь разницы. Сней… у тебя тоже так было?

Его руки вздрогнули и замерли у нее на пояснице, носдерживаться Венди больше не могла. Ей хотелось уязвить его побольнее.

— Может, и ее ты боялся любить? Или теперь, когда онаумерла, ты чувствуешь себя свободнее? Еще бы, ведь ты больше никому ничем необязан! Как это просто — отгородиться от всех, спрятаться за своей скорбью, идумать только о себе. Это снимает все проблемы, не так ли?

Она медленно повернулась к нему и увидела, как в глазахМайкл вскипает ненависть.

— Как ты можешь так говорить? — процедил он сквозьзубы, сдерживая себя неимоверным усилием воли. — Как ты смеешь?!

На мгновение он напомнил Венди свою мать. Майкл был почти также холоден, несгибаем и резок, как Марион, но никто, ни один человек не мог быпревзойти в этом Марион Хиллард.

— Как ты смеешь передергивать, перевирать то, что ярассказал тебе?

— Я не передергиваю, Майкл, я просто спрашиваю. Извини,если я что-то сказала не так. Но, к сожалению, с каждым днем я все большеубеждаюсь, что моя догадка очень недалека от истины.

Она слегка отодвинулась от него и встала, опираясь бедрами окрай кухонного столика. В следующее мгновение — неожиданно даже для себя —Венди обняла его за шею обеими руками и притянула к себе.