— Конечно, хватит! По правде говоря, в последний раз ятак плотно ужинал, когда мне было лет двадцать. В последнее время я живу восновном на сандвичах с ростбифом и тех крошках, которые секретарше удается скормитьмне, когда я слишком занят, чтобы сопротивляться. Что это может быть, я до сихпор не знаю. Не исключено, что Сью кормит меня кошачьими консервами — так моесодержание обходится фирме гораздо дешевле.

— Какой кошмар! — возмутилась Венди. — Простоудивительно, как ты до сих пор не умер от голода.

«А я и умер, только не от голода», — хотел сказатьМайкл, но сдержался: слишком уж было похоже на правду. Что касалось голоднойсмерти, то до нее ему было еще далеко, хотя он действительно выглядел довольнохудым.

— Ну что, ничего мы не забыли? — Венди огляделасьпо сторонам и сняла с ближайшего кресла бежевую шаль. — Пошли.

Майкл вскинул на плечо сумку, и они вышли из дома череззаднее крыльцо. Пройдя несколько кварталов до набережной Ист-Ривер, они нашлитам уютную скамью и расположились на ней, задумчиво глядя на проплывавшие пореке катера, буксиры, баржи.

Весенние прозрачные сумерки понемногу сгущались, на водекачались белые и красные огни бакенов, высокое, темно-лиловое небо было полноярких звезд. Изредка налетал ветерок, и листва деревьев отзывалась негромкимлепетом. По реке бесшумно скользили прогулочные лодки и яхты — Венди и Майклоказались не единственными, кто в эту теплую майскую ночь был охвачен весеннейлихорадкой.

— Это твоя первая работа, Венди? — спросил Майкл,жуя кусок хлеба с паштетом. В темноте он выглядел намного моложе, чем придневном свете, черты лица его смягчились, и Венди подумала, что сейчас он никакне похож на вице-президента крупной корпорации.

— Да, — кивнула она. — Я обратилась в«Коттер-Хиллард» сразу после Парсонского колледжа, и меня приняли.

— Для меня это тоже первая работа… Майклу оченьхотелось узнать у Венди ее мнение о своей матери, но он не решился. Это было бынечестно, поскольку, если у Венди есть хоть капля здравого смысла, она должнабыла ненавидеть его мать. Для тех, кому приходилось работать с ней, МарионХиллард была настоящим деспотом, даже сам Майкл понимал это.

— Поэтому ты должен особенно стараться, —поддразнила она его, и Майкл рассмеялся.

— А что ты собираешься делать потом? Наверное, выйдешьзамуж, заведешь детишек?..

— Не знаю, может быть, и да, но только не скоро.Сначала я хочу чего-то добиться, сделать карьеру. С детьми можно обождать летдо тридцати.

— Боже, как изменилась жизнь! В мое время все девчонкиужасно хотели поскорее выскочить замуж… — Майкл улыбнулся Венди, не сознаваятого, что говорит как старик.

— Некоторые и сейчас хотят этого, — ответила она,беря грушу и закусывая ею ломтик острого сыра «Бри», захваченного в последнююминуту. — А ты? Ты собираешься когда-нибудь жениться?

Она с любопытством посмотрела на него, и Майкл отрицательнопокачал головой, провожая взглядом очередную яхту, которая в свете яркихбортовых огней поднималась вверх по течению.

— Никогда?

Майкл повернулся к ней и еще раз покачал головой. Вендизаметила, как напряженно сжались его губы, видимо, она затронула больную тему.Конечно, лучше всего было бы оставить этот разговор, но ей очень хотелось знатьпричину, и Венди решилась.

— Можно спросить — почему? Или ты не хочешь отвечать наэтот вопрос? Майкл немного помолчал.

— Наверное, это уже не имеет такого значения, —ответил он наконец, и голос его прозвучал глухо. — Весь год я пыталсяубежать от этого, но оно догоняло меня снова, а я не смел посмотреть правде вглаза. Даже сегодня, в парке, я убежал от тебя, потому что… — Он поднял на нееглаза. — Но я не могу прятаться всю жизнь. Дело в том, Венди, что впрошлом году — как раз в мае месяце — я собирался жениться. Мы уже ехалиполучать брачное свидетельство, но по дороге туда Бен Эйвери, я и моя… невеста— мы попали в аварию. Второй водитель погиб на месте, а… а она умерла вбольнице на следующий день…

Глаза Майкла по-прежнему были сухи, но внутри его словночто-то рвалось на части. Венди тревожно смотрела на него широко раскрытымиглазами.

— О боже, Майкл, как это ужасно!

— Да, — согласился он. — Я два дня лежал вкоме, а когда пришел в себя, она… ее уже не было. Тогда я…

Майкл запнулся, но отступать было уже поздно. К тому же ондолжен был кому-то сказать, поделиться… Об этом он не рассказывал даже Бену.

— Когда две недели спустя меня выписали из больницы, япоехал к ней на квартиру, но она была уже пуста. Кто-то позвонил в «Гудвилл», иони вывезли вещи. А ее картины… их просто украл кто-то из медицинскогоперсонала. Она была художница, и…

Они долго сидели молча, потом Майкл снова заговорил, нообращался он больше к самому себе, словно для того, чтобы лучше понять смыслсказанного:

— Ничего, ничего не осталось. Ни от нее, ни, наверное,от меня. От прежнего меня…

Когда Майкл поднял голову, он увидел, что на лице Вендиблестят слезы.

— Мне очень жаль, Майкл.

Он кивнул и тоже заплакал — впервые за весь год. Жгучие,едкие слезы текли по его лицу, когда он заключил Венди в объятия.

— Майкл, что ты думаешь о женщине, которая заведуетканзасским отделением?..

Венди посмотрела на Майкла, который сидел рядом с ней вполосатом шезлонге в саду за домом. Он был в плавках, Венди — в купальномкостюме. День был солнечным, и она сумела уговорить Майкла немного позагорать.Он согласился, правда, без особой охоты. И вот теперь, хотя телом он был здесь,мысли его где-то витали. Ее вопроса он не слышал.

— Майкл!

Он продолжал смотреть в газету, но Венди знала, что он невидит и не понимает ни единой строчки.

— Ма-айкл!

— А… что, Венди?

— Я спросила, что ты думаешь о женщине из отделениякомпании в Канзас-Сити. Она…

Но его внимание снова ускользнуло куда-то, и Венди, прикусивгубу, посмотрела на него с раздражением и обидой.

— Хочешь еще одну «Кровавую Мэри»?

— Что-что? Да, конечно, хочу… Знаешь, мне нужно сходитьв офис. Ненадолго. — Он снова смотрел куда-то вдаль, в какую-то удаленнуюточку пространства, которая, казалось, располагалась где-то за спиной Венди.

— Это просто превосходно! — желчно ответила она.

— Что ты имеешь в виду? — Теперь Майкл смотрелпрямо на нее, но выражение лица Венди ничего ему не говорило. Если бы он далсебе труд сосредоточиться, то сразу бы понял, в чем дело, но Майкл даже нестарался. Никогда.

— Ничего.