— Он оказался совсем неудачным? — спросил он. — Ваш брак?

— Что вы имеете в виду? — замялась она.

— Вы сами прекрасно понимаете. Я встречаю женщину в лавкесвоего отца, разговариваю с ней минут десять, и, черт возьми, со мнойпроисходит то, чего я меньше всего ожидаю, — я не могу забыть ее. Такоеслучается только в фильмах да в рассказах на страницах журналов, которымизавалены столы приемных в поликлиниках. Я лично никогда в это не верил. И вот,на тебе, получите, пожалуйста. Я вижу ее лицо в темноте, когда выключаю свет. Ядумаю о ней за завтраком. Я… — Он помедлил, внимательно и встревоженно глядя нанее. — Надеюсь, я вас не напугал?

Он действительно ее напугал, и очень здорово, и в то жевремя никогда в жизни она не слышала ничего более прекрасного. У нее горело всетело (а ступни оставались холодными как лед), она слышала усыпляющий шелествентиляторов над головой. Казалось, их было не меньше тысячи, целый батальонвентиляторов.

— Эта женщина является, чтобы продать мне обручальное кольцос камнем, который считает бриллиантом… хотя в глубине души понимает, что каменьфальшивый. Потом, когда я узнаю, где она живет и прихожу навестить — с букетомв руке и сердцем в пятках, если можно так выразиться, — она чуть не расшибаетмне голову банкой фруктового коктейля. Не хватает вот столько. — Он поднялправую руку и развел большой и указательный пальцы на полдюйма. Рози вытянуларуку — левую — и развела большой и указательный пальцы на дюйм.

— Скорее вот столько, — уточнила она. — И я похожа наРоджера Клеменса — у меня отличная реакция.

Он от души рассмеялся ее шутке — хорошим, искренним,глубоким грудным смехом. Через секунду она захохотала вместе с ним.

— Как бы там ни было, леди не нажимает на пусковую кнопку,она лишь легонько поглаживает ее блестящую красную поверхность, а потом прячетручки с оружием за спину, как мальчишка, застигнутый с «Плейбоем», которыйстащил из ящика отца. Она говорит: «О Боже, извините!», и мне хочется узнать,кто же враг, ибо оказывается, что это не я. А потом я задумываюсь над тем, докакой степени бывшим стал ее бывший муж, потому что не всякая счастливая вбраке женщина приходит ко мне в ломбард, чтобы расстаться со своим обручальнымкольцом. Понимаете?

— Да, — кивнула она. — Думаю, да.

— Это очень важно для меня. Видите ли, если вам кажется, чтоя сую нос не в свои дела, я согласен, так оно, наверное, и есть, но… засчитанные минуты эта женщина все переворачивает во мне, и я, естественно, нежелаю, чтобы у нее имелись какие-то прочные привязанности. С другой стороны,мне не хочется, чтобы ее преследовал страх, заставляющий всякий раз, когдакто-то звонит, открывать дверь, держа в руке банку консервированного фруктовогококтейля размером с ведро. Вы следите за ходом моих мыслей? Понимаете, что яхочу сказать?

— Думаю, да, — сказала она. — Бывший муж, очень даже бывший.— А потом, сама не зная почему, добавила: — Его зовут Норман.

Билл с серьезным видом склонил голову:

— Теперь я понимаю, почему вы от него ушли. Рози невольнозасмеялась и зажала рот ладонями. Лицо ее пылало огнем. Наконец ей удалосьвзять себя в руки, но к тому времени из глаз потекли слезы, и ей пришлосьутереть их салфеткой. — Все нормально? — спросил он.

— Кажется, да.

— Не хотите рассказать мне о нем?

Перед ней неожиданно с четкостью ночного кошмара возникобраз. Это была старая теннисная ракетка Нормана, видавший виды «Принс» срукояткой, обмотанной черной лентой. Насколько она помнила, ракетка до сих порвисела дома на стене над лестницей, ведущей в подвал. За первые годы их бракаон несколько раз колотил ее ракеткой. Потом, примерно через полгода послевыкидыша, произошло нечто гораздо более ужасное. Он изнасиловал ее с помощьюракетки, всунув рукоятку ей в анус. Во время заседаний терапевтического кружкав «Дочерях и сестрах» она поделилась (именно так это называлось, делиться —слово одновременно точное и отвратительное) с остальными женщинами многим изсвоего семейного «опыта», но об этой маленькой неприятности решила умолчать — отем, каково ощущать внутри себя обмотанную лентой рукоятку, которую вгоняет ванальный проход оседлавший тебя мужчина, прижав коленями бедра так, что ты неможешь пошевелиться; каково чувствовать, как он наклоняется и говорит, что,если ты и дальше будешь сопротивляться, он разобьет стакан с водой, стоящий натумбочке возле кровати, и перережет тебе горло. Каково лежать под ним, ощущаязапах мятных таблеток в его дыхании и думать, что он вот-вот разорвет тебя начасти.

— Нет, — отказалась она, благодарная своему голосу за то,что он не дрожит. — Я не хочу говорить о Нормане. Он обращался со мной плохо ипотому я от него ушла. Конец рассказа.

— Вполне исчерпывающее жизнеописание, — заметил он. — И онисчез из жизни навсегда?

— Навсегда.

— Знает ли он об этом? Я спрашиваю потому, что вспоминаю,как вы открыли мне дверь. Вряд ли вы ожидали увидеть представителя церковнойобщины Всех святых.

— Не знаю, известно ли ему об этом, — призналась она посленескольких секунд раздумий — ибо вопрос показался ей очень уместным.

— Вы боитесь его?

— О да. Очень. Но это не обязательно что-то значит. Я боюсьвсего. Все представляется мне новым. Мои друзья в… мои друзья говорят, что яперерасту свой страх, но я не уверена.

— И все же вы не побоялись пойти со мной на ужин.

— Как же! У меня до сих пор коленки дрожат.

— Но почему вы тогда согласились?

Она открыла рот, чтобы высказать то, о чем думала раньше, вавтомобиле по пути к ресторану — что он застал ее врасплох и она просто неуспела отказаться, — и потом снова закрыла его. Это правда, но это не всяправда внутри правды, к тому же они коснулись темы, которую она не хотелаобходить стороной. Рози не знала, и не могла знать, есть ли у них двоихкакое-то будущее, ожидающее за дверью ресторана «Попе Китчен», или ужином все изакончится, но если их отношениям суждено иметь продолжение, увиливания иумолчания вряд ли являются хорошим началом на этом пути.

— Потому что мне хотелось, — сказала она. Ее голос прозвучалтихо, но отчетливо.

— Хорошо. Больше об этом ни слова.

— И о Нормане, ладно?

— Его правда так зовут? Или вы меня разыгрываете?

— Правда.

— Как у Бейтс?

— Как у Бейтс.

— Могу я задать вам еще один вопрос, Рози?

Она слабо улыбнулась.