Впрочем, Норман — это лишь одна сторона дела. За всювзрослую жизнь она ни разу не выбиралась из дому с другим мужчиной, кроме мужа,и сейчас ее мысли напоминали приготовленный на скорую руку салат. Поужинать сним? О да. Великолепно. Ее горло сжалось до размера иголочного ушка, в животеурчало, как в недрах стиральной машины.

Будь он одет во что-то более официальное, нежели чистыевыцветшие джинсы и простой неброский свитер, мелькни в его глазах хоть малейшаятень сомнения относительно ее собственного непритязательного костюма— юбки исвитера, она, не мешкая ни секунды, сказала бы нет. Если бы место, куда он еепривез, оказалось более трудным (Рози не могла подобрать другого, болееподходящего слова), она, скорее всего, не нашла бы в себе сил даже выбраться изего «бьюика». Но ресторанчик произвел приятное, а не пугающее впечатление: входс горящей над ним вывеской «Попе Китчей» был ярко освещен, под потолком жужжаливентиляторы, крепкие столы покрывали скатерти в красную и белую клетку. Всоответствии с неоновой рекламой в окне, здесь подавали исключительно говядинуиз Канзаса. Официанты, как на подбор, оказались пожилыми джентльменами в черныхтуфлях и длинных, высоко повязанных фартуках. Рози показалось, что они одеты вплатья с завышенной талией, какие были модными в средние века. Ужинающие застолами посетители походили на нее и Билла — ну, по крайней мере, на Билла:средний класс, средний достаток, неофициальный стиль одежды. Не давящий наглаза интерьер ресторана привел Рози в радостное настроение. Ей показалось, чтодышать стало легче.

«Возможно, но все же они не похожи на тебя, — прошепталвнутренний голос, — и не ври себе, думая, что ты от них не отличаешься, Рози.Они уверенны, они счастливы, большинство выглядит так, словно им здесь самоеместо. Ты не принадлежишь к ним, ты никогда не станешь такой, как они. Слишкоммного за спиной лет, проведенных с Норманом, слишком много дней, когда тызабивалась в угол, стараясь не наблевать на пол. Ты забыла, что представляютсобой люди, ты забыла, о чем они говорят… если вообще когда-то знала, начнем сэтого. Если ты попытаешься быть такой, как они, если ты осмелишься всего лишьпомечтать о том, что можешь стать похожей на них, — это только разобьет тебесердце».

Действительно ли дела обстоят настолько плохо? Ей больнобыло думать так, ибо часть ее сознания пылала от счастья — оттого, что БиллШтайнер пришел к ней, оттого, что он принес ей цветы, оттого, что он пригласилна ужин. Ей даже не приходило в голову задуматься над своим отношением к нему,но то, что ее пригласили на свидание… она чувствовала себя счастливой и способнойна волшебство. И ничего не могла с собой поделать.

«Валяй, веселись, — произнес Норман. Он прошептал эти словаей на ухо, когда она входила в дверь ресторана, и они прозвучали так отчетливои близко, словно он находился совсем рядом. — Радуйся, пока есть возможность,потому что позже он уведет тебя в темноту, а потом ему захочется поговорить стобой начистоту. Или же не станет утруждать себя разговорами. Может, он сразупотащит тебя в ближайший мрачный переулок и придавит к стене».

«Нет, — подумала она. Яркий свет внутри ресторана неожиданностал слишком ярким, ее слух обострился до такой степени, что она слышала все,все, даже мощные чавкающие вздохи лопастей вентиляторов, перемалывающих воздуху них над головами. — Нет, это ложь — он хороший, и все это ложь!»

Ответ прозвучал немедленно и неумолимо, одна из ЖизненныхЗаповедей Нормана: «Хороших людей не бывает, крошка, сколько раз я говорил тебеоб этом? Глубоко внутри мы все и каждый из нас — мразь. Сволочи. Ты, я, все».

— Рози? — окликнул ее Билл. — С вами все в порядке? Выпобледнели.

Нет, с ней далеко не все в порядке. Она понимала, чтозвучащий в сознании голос лжет, он происходит из того участка мозга, в которомеще не рассосался яд Нормана, однако понимание и ощущение часто противоречатдруг другу. Она не усидит среди всех этих безмятежных людей, она не выдержитзапаха их мыла, лосьонов и шампуней, ее барабанные перепонки лопнут оттрескотни их бессмысленных непринужденных бесед. Она растеряется передофициантом, который, склонившись, вторгнется в ее пространство со спискомфирменных блюд, — и некоторые, наверное, будут написаны на иностранных языках.А самое главное, она не сможет справиться с Биллом Штайнером — разговаривать сним, отвечать на его вопросы и постоянно представлять, как ее ладоньприкасается к его волосам.

Рози открыла рот, чтобы сказать ему, что с ней далеко не всев порядке, что желудок превратился в сплошной комок нервных узлов, что будетлучше, если он отвезет ее домой, что поужинать они смогут как-нибудь потом.Затем, как и в студии звукозаписи, она подумала о стоящей на вершине поросшегогустой травой холма женщине в мареновом хитоне с поднятой рукой и обнаженнымплечом, сияющим в странном свете предгрозового неба. Бесстрашно стоящей нахолме над разрушенным храмом, похожим на дом с привидениями, как никакое другоездание, которое ей приходилось видеть. Она представила золотистые волосы,заплетенные в косу, золотой браслет, едва проступающие округлые очертания однойгруди, и спазмы в животе постепенно ослабели.

«Я справлюсь и с этим, — подумала она. — Не знаю, смогу ли яесть, но уверена, что у меня хватит мужества, чтобы посидеть с ним в этомзалитом светом помещении хотя бы некоторое время. И если мне непременно нужноволноваться о том, что он собирается меня изнасиловать, почему бы не занятьсяэтим позже? По-моему, изнасилование — последнее, что приходит на ум идущегорядом со мной мужчины. Изнасилование придумал Норман, считающий, что всеприемники, принадлежащие чернокожим, были обязательно похищены у белых».

От этой простой истины ее охватила необыкновенная легкость.Заметно расслабившись, она улыбнулась Биллу. Улыбка вышла жалкой, уголки губподрагивали, и все же это лучше, чем ничего.

— Все в порядке, — сказала она. — Чуточку побаиваюсь, вот ивсе. Вам придется с этим мириться.

— Надеюсь, не я причина страха?

«В самую точку, приятель!» — обрадованно вставил Норман иззакоулка мозга, где он жил, словно злокачественная опухоль.

— Нет, дело не совсем в вас. — Она подняла взгляд к еголицу. Для этого ей пришлось приложить некоторые усилия, и она почувствовала,как вспыхнули щеки, однако она справилась. — Просто вы — второй мужчина, скоторым я появляюсь на людях за всю жизнь, и если это свидание, то оно первоесо времен окончания школы. Говоря точнее, с восьмидесятого года.

— Вот это да! — изумленно покачал он головой. Он говорилмягко, в голосе не ощущалось притворства. — Теперь и я начинаю побаиваться.

Хозяин ресторана — Рози не знала, следует ли его назватьметрдотелем или кого-то другого, — подошел к ним и осведомился, в какой зонежелают гости получить столик: для курящих или некурящих.

— Вы курите? — спросил Билл, и Рози торопливо встряхнулаголовой. — Где-нибудь подальше от течения, если можно, — сообщил Билл мужчине всмокинге, и Рози заметила, как что-то зеленое — по-видимому, пятидоллароваябумажка — перешло из руки Билла в ладонь хозяина ресторана. — Найдется лисвободный столик в уголке?