Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Женя сбилась, помахала Винту, мол, иди, попляшем. Но тот покачал головой и спрятался в дальнем углу, за елкой. Алина вдруг поняла, что Винт прав, что Женин танец, такой искренний и такой странный, не нужно показывать никому.
– Знаешь, – смущаясь, она расправила Женин воротник, – у тебя клевый наряд.
– Не ври, – улыбнулась Женя, – я знаю, наряд не ахти. Но мне нравится. Пойду попью. Раз-и, два-и, раз-и…
Она поскакала к столу за лимонадом.
Борисовна давно ушла в учительскую. Все откричали «Свобода!», взмокли от быстрых танцев, попадали на скамьи. Кто-то погасил верхний свет, и в мерцании гирлянд лица стали почти незнакомыми. Ванька с Кирой, вдвоем на диджейском стуле, порылись в ноутбуке, в два голоса крикнули:
– Медляки!
Под кислый баритон возле елки затоптались пары.
– Потанцуем? – Игорь протянул Алине руку.
– Конечно! – Она покраснела опять, но в этот раз никто не заметил ее красноты.
Они вышли на середину – туда, где все их видели. Обнялись. Алина ждала какого-то взрыва, но взрыв не случился. Веки закрылись, и в темноте с точками от гирлянд против слов «Первый танец» поставилась жирная галка.
Впрочем, нет, то был не первый танец. Первый случился раньше, в детском лагере «Космос», из которого Алина слала маме закапанные слезами письма. В лагере крали вещи, дрались и мазались пастой пять раз в неделю. Ходили в общую мойку без душа, с тазами и кранами. А вечером в пропитанном по́том клубе устраивали дискач. На дискаче под конец смены ее пригласил красногубый Леха. И пока он пыхтел Алине в ухо, кто-то по-тихому плюнул ей на спину…
– Эй, ребятня! – Верзила обезьяньи запрыгал рядом. – Зырьте, чего есть!
Он отогнул полу пиджака, и Алина увидела бутылку с толстой птицей на этикетке.
– Finest scotch whisky… Ты что? Это же крепкое!
– А то, – Горев приосанился, – папочка знает толк в извращениях.
– Папочка гений! – просиял Игорь. – Давай!
– Не на… – крикнула было Алина, но Игорь уже сделал глоток прямо из горла.
Тут же к ним подскочил Дерюгин, за ним – Карина, овца и Кира с Ванькой. Бутылка пошла по рукам. Томная Ермакова сунула в круг стакан, и ей тут же налили. Пачкая край стакана красным, она отпила и залилась чуть хриплым смехом.
– Что тут у вас, ребята? – Женя, звенящая, с испариной на лбу, втиснулась между Игорем и овцой.
– Водичка, Женек, – сладко пропела фифа, – хочешь водички?
– Хочу.
– Три глотка. – Горев протянул ей бутылку.
Женя послушно глотала, а остальные считали как на свадьбе – раз, два, три…
– Вкусно, – она вытерла рот ладонью, – только жжется. С крапивой, что ли?
– С крапивой, с крапивой. – Фифа оттолкала ее из круга. – Иди танцуй.
Все это было глупо и некрасиво. Почти как на дискаче, только пахло не средством от комаров, а чем-то словно недавно прокисшим. Алина скользнула за елку, сжала колючую ветку и глубоко задышала.
– Привет, – сказали голосом Винта, – не бойся, я тебя не выдам.
Погасла гирлянда над доской, и стало еще темнее. Ванька, уже без бабочки и пиджака, что-то пел Кире на ухо. Та хохотала, блестя глазами, и, кажется, повторяла за ним концы строк. Женя в обнимку с пальто кружила по классу. В ритм она попадала плохо, но двигалась кошачьи плавно. Пальто поднимало руки и гнулось совсем как живое, красиво и жутко одновременно. А фифа, уронив с плеча тоненькую бретельку, гладила Игоря по щеке.
Потом они танцевали, и фифа липла к нему всем телом. В полумраке пальцы их сплетались, Алина видела это – так, как если бы горела тысяча ламп. Горев, обмякший, с почти пустой бутылкой, глядел на них, открыв рот. Из бутылки капало на пол, но он ничего не замечал. «Try, baby, try…» – кричали колонки, и губы Алины кололо сухими иглами. Игорь покачнулся, схватился за фифу, ткнулся носом в обнаженное плечо. Фифа засмеялась, и он засмеялся тоже. Оба встряхнулись, вздернули головы и поперек музыки завертелись в грубом танце. Игорь сжимал фифины бедра, нескромно и слишком крепко.
– Хочешь, попить принесу? – Винт, скрюченный на полу, тронул Алину за ногу.
– Что?.. Нет, не хочу. Я ничего не хочу.
Все как обычно. Если вдруг просветлело, значит, близко беда. Значит, кто-то сильнее тебя точит ножи и вилки, чтобы закусить тобой кружку пива. Дура, вырядилась, платье у нее! Да выкинуть это платье! Прямо сейчас.
Алина вылезла из-за елки и, толкая танцующих, побежала к выходу. У двери, полуслепая от слез, врезалась в Женю, та стеклянно посмотрела и зашлась в тихом сиплом кашле.
Пальто черной грудой были свалены в кабинете Вареньки. Не зажигая света, Алина стала рыться в этой груде, как в куче мертвецов. Тянула за шеи, кидала на пол, топтала и никак не могла найти своего. Горло саднило, тушь ползла по щекам, и вместо вдохов получались большие глотки.
– Вот ты где! – В дверном проеме, похожий на привидение, стоял Игорь. Рубашка его криво торчала из брюк. Он бросился к Алине, схватил, развернул к окну. – Ревешь опять? А чего ревешь-то?
– Ермако-о-ова, – провыла Алина, – ты-ы-ы… с не-е-ей…
– Как маленькая, – рассердился он, – мы просто танцевали! Танцевали, и всё!
Душный запах ударил Алину в лицо. Захотелось вырваться, убежать, но Игорь крепко держал ее за локти.
– А знаешь, милая леди, – он вдруг потащил Алину в угол, к журнальному шкафу, – я докажу, вот прямо сейчас! Докажу, что не эту хочу, а тебя!
В шею впились липкие губы, и пальцы, жесткие, как щипцы, больно сдавили грудь. Понеслись хороводом портреты – бледные, будто с вырванными глазами. Музыка захлебнулась, и вместе с ней захлебнулась Алина, смятая в чьих-то руках.
– Нет, пожалуйста, нет!
Юбку схватили и потащили вверх. Громко треснули швы, и ноги Алины как на катке поехали в разные стороны.
Ватник, простроченный в клетку, махал рукавами. Под мышкой у него зияла прореха, жженая, цвета топленого молока. «У-у-у!» – кричали дети, и он в ответ им кричал: «У-у-у!» Алина, верхом на заборе, с песком в жестяном ведре, весело махала совочком. Ватник укал и укал, пока не пошел на Алину, мыча и роняя слюни. «У-у-у…» – шептала Алина, уже не смеясь, хотела бежать, но не могла отлепиться от влажной заборной доски…
– Отвали от нее!
Щипцы, теснящие грудь, ослабли, чиркнул по коленям отпущенный подол. Алина шумно вдохнула, на этот раз не перегар, а воздух и вырвалась из щипцов совсем. Увидела, как мечутся в полутьме двое и как один из них
