Чуть позже Энди дал краткое интервью, в котором говорил отой храбрости, которую они все проявили, и том героизме, который проявил личноон. Оливии захотелось его убить.

После того как похороны закончились, он даже не позвонил ей,чтобы сообщить, как Эдвин. Оливия позвонила домой и поговорила с отцом, которыйпоказался ей пьяным и сказал, что матери пришлось принять снотворное. Это былоужасное время для всех, и Оливия жалела, что сама не погибла вместо несчастныхдетей и беременной жены Эдвина – хотя об этой беременности никто пока не знал.Оливия считала, что жить ей незачем. Она вела пустое существование, как игрушкав руках эгоиста. Если бы она умерла, всем было бы наплевать, кроме, пожалуй, ееродителей. Потом она вспомнила о Питере и о тех часах, которые они провеливместе. Ей очень захотелось его увидеть, но он, подобно другим людям, которыхона когда-то любила, стал теперь для нее частью прошлого, и включить его внастоящее или будущее было невозможно.

Выключив телевизор, она откинулась на подушки и заплакала,размышляя о том, насколько тщетна жизнь. Ее племянник и племянница погибли, ееневестка, ее собственный ребенок… брат Энди – Том. Столько хороших людей!Невозможно было понять, почему одни погибают, а другие остаются.

– Как дела, миссис Тэтчер? – ласково спросила однаиз сестер, увидев, что она плачет.

Все вокруг замечали, насколько она несчастна. Вся ее семьяуехала в Бостон на похороны, и к ней никто не приходил. Внезапно медсестра,очень жалевшая ее, вспомнила одну вещь:

– После того как вас сюда привезли, кто-то регулярнозвонит вам через каждые несколько часов. Это мужчина. Он говорит, что он вашстарый друг, – сестра улыбнулась, – а сегодня утром сказал, что онваш двоюродный брат. Но я уверена, что это один и тот же человек. Он непредставился, но мне кажется, что его очень беспокоит ваша судьба.

Не колеблясь ни минуты, Оливия поняла, что это Питер. Ктоеще мог ей названивать, боясь оставить свое имя? Должно быть, он. Оливияподняла полные тоски глаза и посмотрела на сиделку:

– В следующий раз я хотела бы с ним поговорить. –Покрытая чудовищными ссадинами от обломков шлюпки, она была похожа на побитогоребенка. Это было ужасное приключение, и Оливия уже дала себе клятву, чтобольше никогда не выйдет в океан.

– Я соединю вас, если он еще раз позвонит, –пообещала сестра и вышла.

Но когда Питер позвонил на следующее утро, больная спала, апосле этого на дежурство заступила другая сестра.

Оливия лежала в постели и постоянно думала о нем, спрашиваясебя, как он, что случилось с «Викотеком» и слушаниями ФДА. У нее не былоникакой возможности узнать о его жизни; кроме того, расставаясь в Париже, онидоговорились не пытаться связываться друг с другом. Но теперь это казалось ейтрудным. Особенно здесь, в больнице. Ей нужно было о стольком подумать, и вжизни ее появилось столько ненавистного. Она пообещала Энди не бросать его, нопридерживаться этого обещания стоило ей чудовищных усилий. Теперь же она могладумать только об одном – насколько краткой, непредсказуемой и драгоценной былажизнь. Она продала свою душу на пять лет, которые постепенно начинали казатьсяей вечностью. Оставалось надеяться лишь на то, что Энди проиграет выборы. Оназнала, что не переживет положения первой леди. Жена президента не может простотак исчезнуть. В течение следующих пяти лет ей придется нести бремя, котороеляжет на ее плечи.

В реанимации она провела еще четыре дня, пока ее легкиеполностью не очистились. После этого ее перевели в другую палату, и тут изВиргинии прилетел Энди. У него были здесь какие-то дела, но как только онпоявился в больнице, откуда-то немедленно возникла толпа журналистов,фотокорреспондентов и операторов, которые вторглись в палату и принялисьснимать ее. Оливия спряталась под одеяло, а медсестра попыталась выгнатьрепортеров вон. Энди привлекал прессу, словно жадных до крови акул, а Оливиябыла как маленькая рыбка, которую они хотели сожрать.

Но у Энди возникла замечательная идея. На следующий день онназначил для нее в больнице пресс-конференцию прямо в коридоре рядом с еепалатой. К ней должны были прийти парикмахер и визажист. Все было ужеподготовлено. Оливия могла выступить перед журналистами, сидя в кресле. Слушаяего объяснения, Оливия чувствовала, что ее сердце подпрыгивает, а желудоквыворачивает.

– Я еще не готова к этому, – сказала она.

Это напоминало ей о том времени, когда после смерти Алексапресса постоянно Охотилась за ней. Теперь ее будут спрашивать, видела ли она,как погибли ее племянник, племянница и невестка, как она себя чувствовала,когда поняла, что они умерли, а она жива, и как она это может объяснить. Однамысль об этом причиняла ей боль, и она в отчаянии замотала головой.

– Я не могу, Энди… прости меня, – вымолвила она,отворачиваясь к стене и спрашивая себя, не звонил ли больше Питер. Ту медсеструона не встречала с тех пор, как была переведена из реанимации, а больше ейникто ничего не говорил. А спросить про человека без имени, который звонил ей втечение нескольких дней, она не могла. Это неизбежно привлекло бы к нейвнимание.

– Послушай, Оливия, тебе непременно нужно поговорить сжурналистами, а то общественность подумает, что мы что-то скрываем. Ты втечение нескольких дней была в коме. Ты же не хочешь, чтобы страна думала,будто у тебя поврежден мозг или что-нибудь в этом роде?

Энди подразумевал, что так оно и было, а Оливия вспоминаларазговор со своим рыдающим братом сегодня утром. Он был в ужасном состоянии, иОливии, похоронившей в свое время сына, нетрудно было вообразить, что ончувствует. Эдвин потерял всю семью, а Энди теперь уговаривал ее датьпресс-конференцию с инвалидного кресла.

– Мне плевать, что они подумают! Я не намерена этогоделать, – твердо ответила она.

– Ты должна! – огрызнулся он. – У насконтракт.

– Меня от тебя тошнит, – сказала Оливия,отворачиваясь от него. На следующий день она отказалась выйти к репортерам. Итвердо решила, что не воспользуется услугами парикмахера и визажиста и никогдане появится перед публикой в инвалидном кресле.

Журналисты решили, что с ними ведут какие-то игры, когдаЭнди провел пресс-конференцию без нее, в вестибюле гостиницы. Он рассказал о еетравме и о чувстве вины из-за того, что она оказалась среди немногих выживших.Он тоже якобы сильно страдал из-за этого, но было очень трудно представить себеЭнди Тэтчера, страдающего от чего бы то ни было, за исключением непомерногожелания попасть в Белый дом, чего бы ему это ни стоило. Но терять такуювозможность Тэтчер не мог и на следующий день лично провел к Оливии в палатутрех репортеров.

Перед ними предстала трогательно хрупкая и отчаяннонапуганная женщина. Она расплакалась, а сестра и две сиделки заставилижурналистов уйти. Тем не менее им удалось сделать с полдюжины фотографий ивернуться в коридор, где они поговорили с Энди. Когда, пресса наконец удалиласьи Энди вернулся в палату, Оливия в ярости набросилась на своего мужа.