– Почему ты им это позволил? – спрашивалаона. – Вся семья Эдвина только что погибла, а я еще не вышла из больницы!

Всхлипывая, Оливия колотила кулачками по груди мужа,переполненная желанием отомстить. Но ведь он должен был доказать журналистам,что она жива и в норме, что она не потеряла рассудок, как начинала подозреватьобщественность с момента катастрофы. Оливия пыталась сохранить своедостоинство, но это меньше всего на свете интересовало Энди. Он защищал толькосвою политическую репутацию.

Этим вечером Питер увидел ее фотографии в выпуске новостей,и сердце его наполнилось состраданием к ней. Хрупкая и перепуганная, она лежалав постели и плакала. От выражения одиночества в ее глазах Питер чуть было самне разрыдался. На ней была больничная рубашка, трубки для внутривенных вливанийтянулись к обеим рукам, и один из журналистов сообщил, что она все еще страдаетот пневмонии. Это было драматическое зрелище, которое, разумеется, поможет еемужу завоевать симпатии избирателей – то есть добиться именно того, к чему онстремился. Выключив телевизор, Питер понял, что может думать только о ней.

Когда Оливию уже собрались выписывать из больницы, онаудивила Энди сообщением о том, что не намерена возвращаться с ним домой.Обсудив это с матерью, она решила поехать пожить к ним. Они в ней нуждались, иОливия собиралась отправиться в их дом в Бостоне.

– Это смешно, Оливия, – жалобно произнес Энди,когда она по телефону сообщила ему о своих намерениях. – Ты не маленькаядевочка и должна быть со мной в Виргинии.

– Зачем? – резко спросила она. – Чтобырепортеры торчали в моей спальне каждое утро? Моя семья прошла через чудовищноеиспытание, и я хочу быть с ними рядом.

Она не упрекала его за эту катастрофу. В том, что ихнастигла буря, Энди виноват не был, но его поведение после этого былонепорядочно, недостойно и лишено сострадания к Дугласам. Оливия знала, что никогдаего не простит. Он использовал их всех. Она нашла этому лишнее подтверждение,когда, выписываясь из Аддисон-Джилберт, обнаружила в фойе толпу журналистов.Энди был единственным человеком, который знал о том, что она покидает больницу,так что навести их мог только он. Пресса поджидала Оливию и в доме ееродителей, но на этот раз отец сказал свое веское слово.

– Нам нужно побыть одним, – произнес он, и люди немогли ослушаться своего губернатора. Дуглас дал несколько интервью, объясняяпри этом, что ни его жена, ни его дочь, ни – в особенности – его сын не всостоянии сейчас развлекать представителей прессы. – Я уверен, что выпоймете меня, – вежливо добавил он, позируя для очередной фотографии. Онсказал также, что присутствие миссис Тэтчер в их доме объясняется только тем,что она хочет побыть со своей матерью и братом, который тоже решил пожить уних. Эдвин Дуглас пока не мог себя заставить вернуться в свой опустевший дом.

– Отдалились ли друг от друга супруги Тэтчеры послеэтой катастрофы? – выкрикнул один из журналистов, и Дуглас озадаченнопромолчал. Это ему не приходило в голову, и ночью он спросил об этом жену,думая, что она может знать что-то, чего не знает он.

– Я не думаю, – нахмурилась Дженет Дуглас. –По крайней мере Оливия мне ничего не сказала.

Однако родители Оливии прекрасно знали, какая она скрытная.За последние несколько лет ей пришлось многое пережить, и она предпочиталадержать свои эмоции при себе.

Энди же, услышав про этот вопрос журналиста, немедленно обрушилсяна Оливию с упреками, сказав ей, что если она не вернется домой в ближайшеевремя, поползут слухи.

– Я позвоню тебе, когда буду готова отправитьсядомой, – холодно откликнулась она.

– Когда это будет? – Через две недели он сновалетел в Калифорнию и хотел, чтобы она его сопровождала.

На самом деле Оливия действительно собиралась вернутьсядомой через несколько дней, но давление со стороны Энди возымело обратныйэффект, и она осталась у родителей. Когда прошла неделя пребывания Оливии вбостонском доме, ее мать наконец решилась задать вопрос.

– Что происходит? – осторожно спросила она, когдаОливия как-то раз зашла к ней в спальню. У Дженет часто бывали мигрени, исейчас она как раз восстанавливала силы после одной из них, держа на лбулед. – Между Энди и тобой все в порядке?

– Это зависит от того, что ты вкладываешь в слово«порядок», – с некоторой прохладцей ответила Оливия. – Все какобычно. Он просто злится на меня из-за того, что я не позволяю прессе забитьменя до смерти или не рассказываю им о катастрофе вновь и вновь. Вот увидишь –он с радостью устроил бы что-нибудь подобное.

– Политика творит с мужчинами странные вещи, –сказала ее мудрая мать.

Она лучше многих знала, что это такое и как дорого этостоит. Даже сделанная ей недавно мастэктомия стала достоянием общественности –телевидение посвятило этому целую передачу с демонстрацией диаграмм и интервьюс ее врачом. Но она была женой губернатора и знала, чего ей ждать. Большуючасть своей взрослой жизни она провела на публике, и это отняло у нее многосил. Теперь Дженет видела, как то же самое происходит с ее дочерью. За выигрышили даже проигрыш в выборах цена была слишком высока.

Оливия смотрела на нее своими мягкими глазами и спрашиваласебя, что скажет ее мать, если она поделится с ней правдой. Она много днейдумала об этом и теперь знала, что ей делать.

– Я ухожу от него, мама. Я больше не могу. Я пыталасьсделать это в июне, но ему так хотелось стать президентом, что я согласиласьостаться с ним на время предвыборной кампании и еще на четыре года, если онвыиграет. – Она с тоской посмотрела на мать. Цинизм их с Энди сделкиказался еще чудовищнее, когда о ней рассказывали посторонним. -. За моесогласие он платит мне миллион в год. И самое смешное то, что мне на этонаплевать. Когда он мне это предложил, у меня возникло ощущение, что я выигралаэти деньги в лотерею. Я сделала это для него, потому что я привыкла его любить.Но теперь мне кажется, что я недостаточно сильно любила его еще в самом начале.И теперь я точно знаю, что больше я так жить не могу.

Она считала себя освобожденной от долгов, даже перед Энди.

– Не можешь – не надо, – прямо сказала ДженетДуглас. – Тебе будет недостаточно и миллиона в год. Даже десяти. Никакихденег не хватит, чтобы заплатить за разрушенную жизнь. Уходи от него, Оливия,если ты на это способна. Я должна была сделать это много лет назад. А теперьслишком поздно. Я стала пить, я потеряла свое здоровье, свой брак, я не моглазаниматься тем, чем мне хочется, это повлияло на всю нашу семью и сделало вашус Эдвином жизнь очень тяжелой. Оливия, если ты не хочешь повторить мою судьбу,если ты отчаянно сопротивляешься этой вползшей в твою жизнь гадине по имениПолитика, уходи, пока еще можно. Девочка моя, пожалуйста, – со слезами наглазах продолжала она, сжимая дочери руку, – я тебя умоляю! Не важно, чтоскажет твой отец. Я тебя заслоню. – Но вдруг ее взгляд стал серьезным.Одно дело – отказываться от политики, другое – от супружеской жизни, которую,возможно, стоит попытаться спасти. – А он? А Энди?