Помнится, Данилыч говорил: «В самолете ячувствую себя белой мышью, которую в коробочке перевозят из одной лаборатории вдругую». Да, был в команде такой Данилыч… умел сказануть! Впрочем, он и сейчасесть. Лет шестидесяти, загорелый дочерна, сухой, жилистый, с резкими чертамилица, он напоминал некую скульптуру, высеченную ветром и временем в скале.Кстати, шар его назывался «Эолова арфа». Данилыч придумал какую-то штуку,которая в полете при порывах ветра издавала странные звуки, напоминающие кликижуравлиной стаи. Господи, какая же тоска брала Женю, стоило ей услышать, какпоет «Эолова арфа»! И почему-то делалось до невыносимости жаль этого немолодогоуже человека, у которого ничего в жизни не было, кроме шара и полета.

«Мой дом – небо», – любил говорить он, ипростой, суровой правды в этих вычурных словах было куда больше, чем могуслышать какой-нибудь ошалелый романтик. У Данилыча и впрямь не было дома наземле, и родни никакой не было, и даже друзей: только команда шаристов, такихже, как он, бродяг, – ну всего-то разницы, что у тех внизу все-такиоставались семьи. И Данилыч, что всегда поражало Женю, был счастлив этимодиночеством. Если бы мог, он, наверное, никогда не спускал бы на землю свою«Эолову арфу», вечно ловил бы ветер в высоте. Конечно, бессмертные боги жестокоподшутили над ним, заключив душу птицы небесной в человеческое тело! Вот и Левтакой же, вдруг осознала Женя. Какой он Лев – его следовало бы назвать Орлом,Ястребом, Журавлем – кем угодно. Ему тоже нельзя было рождаться человеком,потому что главное для него – стихия небес.

Вот если бы у «Багдада» – так назывался шарЛьва – была большая-пребольшая корзина, в которой можно устроить двух-, а ещелучше – трехкомнатную квартиру с просторной кухней, населить эту корзинудетьми, кошкой и собакой, Женя, наверное, вполне могла бы провести жизнь там.Беда только, что в этом случае Лев непременно надул бы себе маленький,отдельный шарик, на котором пускался бы полетать в гордом одиночестве. Сперванеподалеку, в пределах видимости, а потом… Потом, в один прекрасный день, вовсеулетел бы – и не вернулся, оставив докучливое семейство дрейфовать по волевоздушных волн. Ему никто не нужен, поняла Женя с беспощадной ясностью. Всемдругим ребятам их семьи так или иначе нужны. Саше Баринову нужна его Татьяна,которая летает с ним вместе… Правда, у Татьяны остаются на земле трое детей, ипосле каждого выступления Бариновы мчатся домой, в Москву. А Лев – это Данилычв молодости, сбросивший на землю весь балласт в виде любви, семейных радостей(и огорчений!), брезгливо освободившийся от этой суеты. Ну а того, что вместе сбалластом вылетела за борт любимая и любящая женщина, он даже и не заметил.

Вспомнилось вдруг… ни в тех ни в сех, какговорится. Однажды Евгения пришла домой и увидела во дворе толпищу народу,«Скорую» и милицейскую машину. На асфальте были обрисованы мелом очертанияраспластанной человеческой фигуры, и Женю пробрала дрожь, однако тотчас оназаметила, что все вокруг хохочут и оживленно переговариваются. Оказывается,милицию вызвал кто-то из жильцов, увидевших, как из окна десятого этажавыбросилась голая женщина. Однако на земле оказалась… лишь пустая резиноваяоболочка.

Пока несчастная летела, в буквальном смыслеслова испустила дух, ведь она была не кем иным, как «бабой из секс-шопа»!

Оказывается, жительница квартиры на десятомэтаже неожиданно вернулась из командировки и обнаружила супруга в объятияхнадутой любовницы. «Будь она натуральная, я, наверное, сама выбросилась бы!» –со смехом рассказывала она потом. А в тот миг, лишившись разума от ревности,дама выбросила «соперницу» в окно.

Женя прижала руку ко рту. Ее затрясло… но неот неудержимых слез. От смеха!

С испугом прислушалась к себе – не истерикали? Нет, и в самом деле смешно: ведь она всегда была для Льва чем-то вроде этой«бабы из секс-шопа». Куклой, подручным средством для телесного наслаждения, вто время как любил он всегда только полет.

Глаз отдыхает, слух не слышит,

Жизнь потаенно хороша,

И небом невозвратно дышит

Почти свободная душа!

Ах, хороши стихи… Лев вообще любил Ходасевича.Но это всего лишь слова, не имеющие отношения к жизни.

О боже, неужто это правда: она наконец-топростилась со Львом?.. Душа испуганно заметалась: чем жить теперь? За чтоцепляться, как переносить одинокие, пустые вечера?

Нет – выбросил так выбросил! Лети, Женька,теперь сама. И не оглядывайся на прошлое! Как там в сказках: «Не оглядывайся,не то окаменеешь!»

– Через несколько минут наш самолет совершитпосадку в аэропорту города Хабаровска. Просьба застегнуть привязные ремни ивоздержаться от курения. Температура в городе плюс двадцать шесть градусов.

Женя покачала головой. Грушин-то стращал, чтодвенадцать часов полета до Хабаровска очень трудно выдержать. Глупости какие.Женя даже не заметила, как они пролетели!

* * *

«Борхес однажды сказал: «Пока мы спим здесь,мы бодрствуем в ином мире, и таким образом каждый человек – это два человека».

Да, да… Но если раздвинуть рамки этой мысли?Смерть ведь тоже сон, вечный сон. И пока мы спим в могиле, мы одновременно бодрствуем– где? Если допустить, что каждый умерший – это одновременно два человека:мертвый и живой, – то где мы живем? Как овладеваем возможностью совершатьпоступки? И всегда ли их назначение – погружать и других в наш вечный сон, тоесть сеять смерть?»

Из дневника убийцы

* * *

Несмотря на жару, пассажиров, прибывших изНижнего, привезли в тесный накопитель, где и предоставили выбор: ждать выдачибагажа там или на заполненной людьми и машинами площади. Почему-то основнаямасса предпочла толкаться в тесноте. Женя выглянула было на площадь, но тут жеиспуганно отпрянула. Чудилось, она угодила в некое подобие джунглей! Солнценевиданной яркости, небо пронзительно-синее, ветер кипит в вершинах высоченныхтополей, а народищу – дикого, черного, темпераментного!

– Дэвышка, нэ дорого, да?

– Падвэзу, панимаешь. Даром, да?

А один до того расщедрился, что пообещал дажесчетчик выключить, да?

В Нижнем аэропорт полусонный, тихий. Народпредпочитает поезда. Здесь же, на Дальнем Востоке, авиация – основное средствосвязи как с Большой землей, так и с «малой», всякими там Чукотками иКамчатками, и, сколько ни дорожают билеты, аэропорт Хабаровска остается кипящиммуравейником.