Он выключил мотор и обернулся к Жене. Лицо егоутратило бледность, и Женя робко понадеялась, что и сама выглядит уже не какнабальзамированный труп.

– Разумеется, нет ничего удивительного, чточеловек, посвятивший себя служению Танатос, сделал своей настольной книгой«Бардо Тодол», – сказал Олег. – Это литература высшего класса, хотя,я бы сказал, ее следует изучать врачам и духовникам, ибо это напутствие ещеживым, а не уже мертвым. Но о вкусах не спорят, и все было бы нормально, еслибы не одна маленькая, ну очень маленькая деталь: нашего нового знакомца зовутКирилл Корнюшин.

Если Женя не хлопнула себя по лбу, то лишьпотому, что побоялась показаться полной дурой.

– Да, конечно! Она же назвала его КирилломПетровичем! Конечно… Я видела его на фотографии восемьдесят третьего года, ноникогда ни за что не узнала бы. Хотя, припоминаю, в нем и тогда было нечтозловещее. Или мне так кажется теперь?

– Наверное, кажется, – согласился Олег,приотворив дверцу. Теплый ветерок ласково прильнул к Жениному лицу. – Незнаю, какое фото имеется в виду, но я видел их несколько, и до девяностого годаКорнюшин был вполне похож на человека.

– А что случилось в девяностом?

– Трагическая случайность – железнодорожнаяавария. Товарняк столкнулся с электричкой, переполненной дачниками. Погиблонароду – ужас. От первых трех вагонов практически ничего не осталось. Корнюшинвышел в тамбур покурить – это его и спасло. Ранен был, но чудом выжил, а всяего семья: отец, мать, молоденькая жена… можно сказать, и ребенок, потому чтоона была беременна… – Олег тяжело махнул рукой. – Вот где кошмар! Егоможно было только пожалеть: в двадцать шесть лет потерять в жизни все! Он долгоболел, потом ушел из школы, в которой работал, запил… Подрабатывал от случая кслучаю в бригадах могильщиков на кладбищах. Этот бизнес золотым считается, внего попасть всегда было трудно, однако Корнюшина почему-то брали – на подхват,разумеется. Потом, в 1993 году, он вдруг словно заново родился. Прошелкодирование, бросил пить совершенно. Продал все свое имущество, большуюквартиру, купив себе «хрущевку», только дачу отцову оставил, и стал компаньономв той фирмочке, где мы побывали. Это одно из лучших заведений такого рода вгороде, там народ обычно стеной стоит, удивляюсь, почему нам так сегодняподфартило. Из-за смены правительства помирать перестали, что ли? Я-то,наоборот, надеялся застать Корнюшина в деле, показать, так сказать, товарлицом. Зрелище в своем роде замечательное! Служитель культа! Но вот, видите,пришлось импровизировать, чтобы вызвать в нем подобие человеческих чувств.

– Вы думаете, он готов был стрелять? Такугрожающе сунул руку в карман…

– Да нет, едва ли. Не стал бы поганить храмсвоего искусства. Да и разрешения на ношение оружия у него нет, проверял. Вотгазовый баллончик всегда носит при себе, это доподлинно известно.

– Постойте, – вдруг осенило Женю. – Высказали, Корнюшин пил, а в девяносто третьем году вдруг резко взялся за ум. Новедь именно в девяносто третьем погиб…

– Погиб Николай Полежаев, да, знаю, –кивнул Олег. – Ваш начальник изрядно напичкал меня информацией. Ну что ж,дело простое!

– В каком смысле?

– Думаю, убийцу мы только что видели, –просто ответил Олег. – А теперь, может, хватит в машине сидеть, побеседуемна свободе?

Женя как-то не сразу осознала, что путешествиезакончилось: Олег уже доставал из багажника сумку.

– А в гостиницу? – спросила не безудивления.

– Бесполезно, – покачал головойОлег. – Летом в Хабаровске номер снять – это нереально. Заказ-то я впринципе сделал, как только Грушин сообщил, что ты приезжаешь. Может быть,завтра, если захочешь…

– То есть? – изумилась Женя. – Предполагается,что я предпочту спать на вокзале?

И еще больше изумилась, обнаружив, что онивдруг перешли на «ты».

– Ну, бог тебя знает, – как-то неуверенноотозвался Олег. – Просто я хочу пока поселить тебя в квартире брата – онапустая. Брата сейчас нет. Там тебе будет удобно. Опять же это близко от нашихточек слежения, от квартир Корнюшина и Чегодаевой. Впрочем, у нас в Хабаровскевсе близко.

– Да! – спохватилась Женя. – Ещеведь и Чегодаева! Давай оставим вещи, я быстренько приму душ – и поедем к ней.

– Бесполезно, – ответил Олег, быстроподнимаясь по широким ступеням сумрачно-прохладной лестницы. – То есть душ– это да, сколько душе угодно, а до Чегодаевой мы сегодня не доберемся. Завтраоткрывается выставка в Доме журналистов, а там самое интересное в экспозиции –ее работы, так что наша дама до ночи провозится с оформлением и размещением.Паспарту, то да сё… Один мой знакомый фотокор тоже там выставляется, он исказал, что все эти жрецы объектива будут камлать чуть не до полуночи. Тампоявляться смысла нет: не пустят. Будем рваться – только зря засветимся. А вотзавтра в одиннадцать утра открытие – придем и поглядим на Чегодаеву и ееработы.

Олег открыл дверь. Квартира оказаласьпросторная, обставлена просто, но приятно. Книг море: несколько стеллажей отпола до потолка – основной предмет мебели. Не меньше десятка картин: все большезакат над огромной рекой. Это, наверное, и есть Амур, которого Женя еще невидела. Если он и вполовину так же красив в действительности, как на картинах…Скорей бы на него посмотреть!

Она с любопытством оглядывалась,бессознательно отыскивая следы присутствия женщины. Похоже, их нет. Довольночисто в отличие от большинства квартир одиноких мужчин, но брат Олега явно непринадлежит к сибаритам.

– Он не женат? – спросила Женя, бредя заОлегом, который открывал дверь за дверью: «Вот кухня, вот ванная…»

– Был, теперь нет.

– Развелся, что ли? А дети?

– Да, нет, – рассеянно ответил на обавопроса Олег, заглядывая в холодильник.

– Он на тебя похож? – спросила Женя, самане зная зачем.

– Да мы практически близнецы, – буркнулОлег. – Чай, кофе?

– Если можно, сначала душ.

– На здоровье. Вот сюда.