– Нет, по Хабаровску лучше пешком походить,город-то маленький. К тому же основные достопримечательности – парк инабережная, а там проезд запрещен. Так что экскурсия впереди. А сейчас… – Онглянул смущенно. – Я просто хотел кое-куда зарулить. Понимаете, решилкупить одну вещь, а посоветоваться не с кем. Приятели мои народ суровый,немногословный, от них толку не будет. А тут внимательный, не побоюсь этогослова, женский взгляд. Сразу скажете, как эта вещь на мне смотрится. Вернее, яв ней.

«Ого, наш герой эгоцентричен! – подумалаЖеня неприязненно… или не очень неприязненно? – Впрочем, чего ждать отчеловека с такой внешностью? Как говорила Глюкиада, умри, Голливуд! МолодойГрегори Пек, только светлый вариант. Улучшенный светлый вариант!» – не могла непризнать она, поскольку всегда была склонна к справедливости.

– Ну что же, давайте заедем в вашунивермаг, – согласилась Женя, проникаясь обычным женским любопытством.

– Это не совсем универмаг. Скорее частнаялавочка.

– Бутик, что ли?

– Ну… как посмотреть, – после некоторогораздумья ответил Олег и свернул в боковую улицу, испятнанную солнечным светом,пробивавшимся сквозь густую завесу ветвей. Похоже было, что автомобиль плывет впрозрачной зеленоватой воде, пронизанной солнцем.

«Как хорошо! – с внезапным приливомщемящего счастья подумала Женя. – Как же здесь чудесно!»

Однако восторженное настроение исчезло так жевнезапно, как и нахлынуло, потому что Олег подвел машину к приземистомуодноэтажному зданию с надписью на фасаде, сделанной черно-золотистыми буквами:«Бюро ритуальных услуг «Танатос».

Надежда, что искомый бутик притулился с торцаэтого зловещего заведения, улетучилась в ту же секунду, как Олег стремительновошел в дверь под мрачной вывеской. Жене ничего не оставалось, как последоватьза ним.

Она никогда не бывала в учреждениях такогорода. Однако бюро ничуть не походило на морг, чего бессознательно опасаласьЖеня. Пахло почему-то ладаном, как в церкви, и сандаловыми курительнымипалочками.

Холл, оформленный в изысканных черно-белыхтонах, оказался пуст: ни посетителей в креслах у камина, ни приемщицы (или кактам они называются в похоронных бюро?) за изящным письменным столиком.

Огляделись. Из холла в разные стороны велинесколько дверей, и Олег, на мгновение сделав стойку, вдруг ринулся в одну изних, сделав Жене знак следовать за собой и успев при этом приложить палец кгубам.

Предупреждение оказалось своевременным, потомучто они очутились в просторной зале, сплошь заставленной гробами… к счастью,пустыми!

Это была грандиозная выставка последнихпристанищ человека. Женя не то что никогда не видела ничего подобного – дажевообразить не могла такого разнообразия гробов, от самых простых, сосновых,белых, тщательно оструганных, до великолепных, полированных, сверкающих:красного, черного, бог весть вообще какого-нибудь палисандрового дерева. Онибыли усыпаны сверкающими заклепками, ручками, скобками, уголками, плюмажами,кистями, жгутами и разными прочими прибамбасами, название которым Женязатруднилась бы подобрать.

Имели место быть и гробы, обитые тканью:черной, алой, жгуче-розовой и ультраголубой, а также белым шелком. Один гроб,увенчанный белым кисейным пологом и бумажными розами, напоминал ложе СпящейКрасавицы и казался до того мягким и уютным на вид, что Женя ужаснулась, ощутиввнезапное некрофилическое желание испытать, так ли он хорош изнутри, какснаружи.

И тут она поняла: самое странное, что этавыставка не производит гнетущего впечатления. Слишком красивые, а порою ивычурные изделия. И некоторые из них, наверное, баснословно дороги. Вот и ценыпонавешаны – все, разумеется, в «у. е.»!

– Грандиозно, не правда ли? – с искреннимвосхищением прошептал Олег. – «Приветствую тебя, последний уголок…» Нет, ячто-то напутал. Да бог с ним, с Пушкиным. Итак, приступаем к делу – выбираемгроб! Очевидно, следует покупать на вырост – то есть как минимум два метра вдлину.

И он бойко засновал между гробами, заглядываяв них, чуть отстраняясь, рассматривая через кулак, словно дивные художественныеполотна, меряя пядью.

«Да он сумасшедший!» – вдруг осенило Женю, иона с ужасом выдохнула:

– Олег! Угомонитесь, ради бога!

– Потерпи, дорогая! – откликнулся тот вполный голос. – Служение Танатос [3] не терпит суеты. Нашепоколение вообще проявляет в этом деле преступную халатность. А вот я читал вкаких-то мемуарах про одного помещика… Да, это было уважение к госпоже Смерти!Один из самых больших сараев в его имении предназначался исключительно дляхранения гробов. Увлечение вот с чего началось: однажды этому господинуприснилось, будто он преставился, а гроба нет. То ли столяр запил, то ли ещечто. А была страшная жара. Кошмар, словом!

Проснувшись и обнаружив себя не только неразложившимся, но даже и вполне живым, помещик первым делом отправилкрепостного столяра изучать тонкости грободелательного ремесла в Москву, а кактолько тот сделался настоящим специалистом, началась массовая заготовка гробов.Помещик оказался весьма предусмотрительным. Он был человеком высоким ихудощавым, вот как я.

Олег быстро встал в позу, но тотчас продолжилпрерванный осмотр, не переставая, впрочем, болтать:

– И вроде меня он принимал в расчет, чтопокойничек после смерти вытягивается и становится длиннее. Но вот однаждыузнал, что у некоего худощавого человека перед смертью сделалась водянка ипосле кончины он оказался чуть ли не вдвое толще, чем был при жизни. К немутакже поступила информация про другого страдальца, которого продолжительнаяболезнь настолько источила, что после смерти он сделался даже ниже среднегороста. Вследствие этих соображений герой моего повествования стал заказыватьгробы на различный рост и объем тела. Стоп, – внезапно притормозил самсебя Олег. – Похоже, вот этот вполне сгодится, только плечи, боюсь,застрянут. Скажем, вдруг водянка? Или жара, как сегодня? Нет, пожалуй, пройдутплечики-то.

Он в сомнении заглянул в огромную коричневуюдомовину, сверкающую от всяческой бижутерии, как перстень торговца мандаринами,и вдруг повелительно спросил:

– Эй, милейший! У вас имеется аршин? Или, нахудой конец, сантиметр портновский?

Женя растерянно хлопнула глазами.

«Ты совсем спятил? Ну откуда у меня аршин?!» –едва не воскликнула она, как вдруг до нее дошло, что Олег обращается вовсе не кней. В самом деле – уж она-то, во всяком случае, не «милейший».