Его неожиданно залила волна тоски по дому, по Шейле и Кэти,и он пожалел, что не может позвонить им. Он не думал, чтобы это было позволено.Он все еще мог выйти отсюда; уже несколько человек сделали это. Они пересекаликомнату, неопределенно ухмыляясь, и направлялись к двери с надписью «НА УЛИЦУ».Назад в квартиру, где в соседней комнате его дочь сгорала в лихорадочном жару?Нет. Невозможно. Невозможно.

Он постоял еще немного у окна, потом отошел и сел.Начиналась новая игра «Выкопай себе могилу».

Парень, сидевший рядом, озабоченно дернул его за рукав.

– Это правда, что они отсеивают более тридцати процентовтолько по физическому состоянию?

– Не знаю, – ответил Ричардс.

– Боже мой, – простонал парень. – У меня бронхит. Разве что– «Золотая Мельница»…

Ричардс не знал, что сказать. Дыхание бедняги звучало, какотдаленный грузовик, пытающийся взобраться на крутой склон

– Я заикаюсь, – произнес сосед с тихим отчаянием. Ричардссмотрел Фри-Ви, как будто его очень интересовала игра. Долгое время соседмолчал. Когда в половине восьмого программа сменилась, Ричардс услышал, как онспрашивает мужчину, сидящего с другой стороны, о физическом тесте.

Снаружи было уже совсем темно. Ричардс подумал, не кончилсяли дождь. Вечер казался очень долгим.

Счет продолжается…

Когда буква «Р» стала входить в дверь под красной стрелкой вэкзаменационную комнату, было уже больше половины десятого. Почти всепервоначальное возбуждение рассеялось, и люди или с жадностью смотрели Фри-Ви,или просто дремали. Парень с шумами в легких имел фамилию на «Л», и его вызвалибольше часа назад. Ричардс лениво размышлял, срезался ли он.

Длинный облицованный кафелем экзаменационный зал освещалсяфлюоресцентными трубками. Он напоминал сборочный конвейер, а скучающие врачиотмечали остановки на его пути.

«Почему никто из вас не осмотрит мою малышку?» – с горечьюподумал Ричардс.

Претенденты предъявили свои карточки еще одной камере,вмонтированной в стену, и получили приказ остановиться у крючков для одежды.Врач в длинном белом халате приблизился к ним, неся под мышкой папку.

– Раздевайтесь, – произнес он. – Повесьте одежду на крючки.Запомните номер под крючком и скажите его санитару в конце зала. Небеспокойтесь о ценностях. Здесь они никому не нужны.

Ценности. Сильно сказано, подумал Ричардс, расстегиваярубашку. У него был пустой бумажник с фотографиями Шейлы и Кэти, квитанция отсапожника за смену подметки полгода назад, кольцо для ключей с единственнымключом от двери, детский носок, который он не помнил, как попал туда, и пачкасигарет «Блэмс», которую он получил из автомата.

На нем было драное белье, потому что Шейла упрямо непозволяла ему ходить без белья, но многие под брюками были в чем мать родила.

Вскоре они все стояли обнаженные и безымянные, их пенисыболтались между ног как забытые боевые дубинки. У каждого в руке была карточка.Некоторые переминались с ноги на ногу, будто пол был холодным, хотя это было нетак. Легкий, неопределенно-ностальгический запах алкоголя проносился через зал.

– Стойте в очереди, – инструктировал врач с папкой. – Каждыйраз предъявляйте свою карточку. Точно выполняйте указания.

Очередь двинулась вперед. Ричардс заметил, что рядом скаждым врачом стоял полицейский. Он опустил глаза и стал безучастно ждать.

– Карточка.

Он протянул свою карточку. Первый врач отметил его номер,затем сказал:

– Откройте рот.

Ричардс открыл рот. Ему нажали на язык. Следующий врачзаглянул в его зрачки тонким лучом яркого света, потом осмотрел уши.

Следующий поместил холодный кружок стетоскопа ему на грудь.

– Кашляйте.

Ричардс кашлянул. Вдали полицейские тянули из очередичеловека. Ему нужны деньги, они не могут так поступить, он обратится к своемуюристу. Доктор подвинул стетоскоп.

– Кашляйте.

Ричардс кашлянул. Доктор повернул его и приставил стетоскопк его спине.

– Сделайте глубокий вдох и задержите дыхание.

Стетоскоп двигался.

– Выдохните.

Ричардс выдохнул.

– Проходите.

Кровяное давление ему измерял ухмыляющийся врач с повязкойна глазу. Его внимательно осмотрел лысый медик с большими коричневымивеснушками, похожими на пятна плесени, на макушке. Он сунул холодную руку емумежду ног.

– Кашляйте.

Ричардс кашлянул.

– Проходите.

Ему измерили температуру. Взяли мокроту в чашку. Ужеполовина пути по залу. Двое или трое уже прошли осмотр, и санитар с мучнистымлицом и зубами кролика нес им одежду в проволочных корзинах. Еще полдюжины быливытолкнуты из очереди и выведены на лестницу. – Нагнитесь вперед и раздвиньтеягодицы.

Ричардс нагнулся и раздвинул. Палец, обернутый в пластик,вошел в его задний проход, ощупал, удалился.

– Проходите.

Он вступил в кабину с занавесками с трех сторон, похожую настарые кабины для голосования, – с кабинками для голосования было покончено,когда 11 лет назад ввели электронные выборы, – и помочился в голубую мензурку.Врач взял ее и положил в проволочный ящик.

На следующей остановке он оказался перед глазной таблицей.

– Читайте, – сказал врач.

– Е-А, Л-Д, М, Ф-С, П, З-К, Л, А, Ц, Д-Ю, С, Г, А…

– Достаточно. Проходите.

Он вошел в другую псевдокабинку для голосования и надел наголову наушники. Ему велели нажимать на белую кнопку, когда он слышал звуки, ина красную, когда он ничего больше не слышал. Звук был очень высоким и слабым,как посвист собаке, расщепленный до уровня, едва различимого человеческимслухом. Ричардс нажимал кнопки, пока ему не сказали прекратить.

Его взвесили. Исследовали ребра. Он стоял перед флюороскопомв свинцовом фартуке. Врач, жуя жевательную резинку и напевая что-тонеразборчивое себе под нос, сделал несколько снимков и отметил номер егокарточки.

Ричардс вошел в зал в числе группы, состоящей примерно изтридцати. К концу зала пришло двенадцать. Некоторые были уже одеты и ждалилифта. Еще около дюжины вытащили из лифта. Один из них попытался напасть наврача, отсеявшего его, и был жестоко избит полицейским, размахивавшим дубинкойизо всех сил. Парень повалился как подкошенный.