На часах было пять, когда, с затекшими ногами, безмерноусталая, Марьяна вышла наконец из ванной, осторожно вдевая серьгу в ухо и дуяна исколотые, распухшие пальцы.

Занятие, предпринятое как бы для очистки совести, оказалосьневероятно трудным, выматывающим. Марьяна истерзала свою память, пытаясьсобрать воедино все скудные топографические сведения. Курганы, зарево городасправа, Плеяды, называемые арабами Сурайя, в полночь были на востоке. Что этоможет дать Ваське, Марьяна не знала, но на всякий случай указала и это. И то,что по одну сторону дороги тянулся рукав Нила, а по другую расстилались поля:как-то она умудрилась это увидеть. И вспомнила особый, бесконечный и протяжный,шум ветра: так гудит он, чуть позванивая, только в стеблях сорго, проносясь надполями, бесконечно тянущимися куда-то вдаль. И тени хальфы, здешнего ковыля,пляшущие на подъездной площадке перед железными воротами, вспомнила. И непрекращающийсялай собак, собранных вместе – для чего? Может быть, в питомнике? Это ли имела ввиду Надежда? Конечно! Тем более что Абдель еще там, перед воротами, сказалчто-то о «породистой собачине», которой тут на миллион. Факт – питомник!

Конечно, следовало бы посовещаться с Надеждой, она добавилабы информации, но, во-первых, та еще не очнулась, а во-вторых, Марьянасмертельно боялась ее убийственного скепсиса. Можно не сомневаться, что Надеждакуда больше рассчитывает на силу кулака, чем на трепет слабенькой мысли. Да чтотам! Марьяна и сама знала, что у нее один шанс из ста уговорить Абделя помочь иодин шанс из тысячи, что Васька все угадает, но это была хоть какая-то, пусть исамая тусклая путеводная звездочка… Если бы она погасла под мощным порывомНадеждиной иронии, было бы невыносимо сложа руки сидеть и ждать смерти. А так –Марьяна будет ждать в равной степени и спасения. Ждать до последней минуты.

Поэтому она не стала тревожить Надежду, а положила «Тайныпирамиды» в укромный уголок и пошарила по комнате в поисках какой-нибудь еды.Есть хотелось невыносимо: ведь скоро сутки, как у Марьяны маковой росинки ворту не было. Или она все же перекусила в Васькином доме? Hет, не вспомнить.Bроде бы только чай пила.

Пахло жареным мясом, и при лунном свете Марьяна без труданашла несколько больших кас – чаш для еды, наполненных доверху. Какое счастье,что арабы едят утром немного, в полдень – слегка, а вечером – от пуза! Она елазажаренный на вертеле кебаб, заедая лепешкой – кунафтой, глотала почти не жуявиноград – впрочем, от спелости он сам лопался и таял во рту, грызла яблоки (вЕгипте довольно редкое лакомство, яблоки там не растут, все привозные), запиваявсе это минеральной водой из двухлитровой бутыли.

Наконец, почувствовав, что больше не может проглотить никусочка, пошла проверить, как там Санька и Надежда – оба крепко спали, – иустроилась в просторном кресле, положив голову на спинку. Она нечеловечески,смертельно устала и готова была проспать хоть сутки. Да, забавно было бы и всамом деле сутки проспать, а потом проснуться – как раз к тому времени, когдаРэнд объявит, что Виктора они так и не нашли, а значит, настало время массовойказни…

Глядя, как от огня зари начинает пылать черный уголь ночи,Марьяна обнаружила, что о своей неминуемой и очень скорой смерти она думает непросто спокойно, а как-то патологически-бестрепетно. И точно такие же мыслибродили в ее голове по поводу Ларисы, которая не вернулась… все еще невернулась, и никому не ведомо, что там с ней делают. Хотя можно себепредставить! Но думать об этом не надо! И о своей гибели – тоже. Умные людиуверяют, что в предсказаниях, влекущих за собой смерть, огромную роль играетстрах: ожидание неминуемой смерти останавливает деятельность сердца. Что толкубояться? Ведь все равно прежде смерти не умрешь!

Надо поспать. Сил набраться. Чтобы защищать Саньку,врачевать Надежду, ждать Ларису. И верить во встречу с Григорием!

– Ангел мой, сохранитель мой, – шепнули усталые губы, – неоставь меня, не дай лукавому демону обладать мной, не погуби…

Молитва угасла. Марьяна крепко спала.

Ей снился лес. Всю ночь в нем бушевала кошмарная буря:Марьяна видела, как молнии вспарывают небо, слышала громовые раскаты и жуткиезавывания ветра, метавшегося среди деревьев. Страшно скрипели стволы, слышалсятреск сломанных сучьев – в лесу словно бы шла перестрелка, и каждый выстрел,чудилось Марьяне, направлен в нее! Потом настало утро – и оказалось, чтодеревья совсем не повредило: стоят, как стояли, целехонькие, ни один листочекне сорвало. Только упала одна береза, на вид казавшаяся самой крепкой…

Марьяна резко открыла глаза, окинула взглядом комнату.Ларисы нет. А солнце уже высоко в небе.

Ларисы нет… только ли здесь? Или вообще на свете?

О Господи! Она опять суматошно огляделась. Санька спит, каки спал, только на другой бок перевернулся, а больше в комнате никого нет, кроменего и Марьяны.

Куда пропала Надежда? Hеужто ее уволокли – полубесчувственную,не имеющую сил оказать сопротивление, а Марьяна в это время спала мертвым сноми ничего не слышала?

Она оглядывалась, как заведенная, и все плыло в глазах отвнезапно нахлынувших слез. И вдруг сквозь грохот сердца до нее донесся звук.

Марьяна встрепенулась. Шум воды…

В ванной шумела вода!

Вскочив с кресла, Марьяна едва успела поймать развязавшеесяполотенце и, кое-как завернувшись в него, ринулась в ванную.

Распахнула дверь – и чуть не завопила во весь голос отбезмерного облегчения: в ванну лилась струя, а на бортике сидела Надежда.

Правда, она была совершенно одета, словно и не собираласькупаться. И через минуту Марьяна поняла, что так оно и есть. А вода была пущенасо всем напором, чтобы шум ее заглушил отчаянные рыдания, сотрясавшие телосогнувшейся, безвольно поникшей Надежды.

Марьяна не сказала ни слова. Просто шагнула назад – изакрыла за собой дверь, уверенная, что Надежда не заметила ее появления. Ах,нет – заметила. Почти тотчас вышла – угрюмо пряча глаза. Она не сказала нислова, и тогда Марьяна, тоже молчком, боком проскользнула в ванную. Долгостояла под душем, долго причесывалась мельхиоровой, а может быть, серебрянойтяжелой щеткой. Потом сорвала с вешалки свое белье и пересохший костюм. Онвыглядел так, словно всю ночь стадо коров передавало друг дружкеизысканно-зеленую жвачку, однако сейчас это не имело никакого значения.

Марьяна натянула комбинезон, подосадовав, что съежившиесяшорты кажутся еще короче. Глубоко вздохнув для храбрости, вышла в комнату, незная, что делать, если Надежда опять плачет. Конечно, по Ларисе… Небось винитсебя за вчерашнюю схватку, за каждую грубость, брошенную Ларисе прежде,винит!..