Обычно в таких случаях она старалась удержать Саньку наруках, прижимая его к себе как можно крепче. Необъяснимым образом ее тепло,запах, ее тихий, бессвязный шепот действовали на него успокаивающе – сильнее,чем даже отвар корней волчьего лыка, а ведь это крепчайшее снотворное, откоторого трудно разбудить человека. Марьяна сама не знала, что именно онабормотала, пытаясь утихомирить болезнь, но сейчас черная тьма, объявшая Саньку,приобрела зловещий синюшный оттенок, поэтому было не до разговоров. Едва невыронив мальчишку, так дергалось и билось его тельце, она откинула голову,чтобы беспорядочно молотящие воздух руки не ударили по лицу, а потом опустилаСаньку на пол так, чтобы он раскинулся навзничь. И, с трудом разжав его левыйкулачок, всей тяжестью наступила на мизинец.

Санька тихо вскрикнул – и вытянулся во весь рост. Судорожныеподергивания мгновенно прекратились, от лица отлила кровь, а черно-синяя мгларастворилась в воздухе – она всегда так исчезала, совершенно бесследно, Марьяненикогда не удавалось проследить, куда она девалась и откуда ее потом ждать, скакого края света. Санькины брови сошлись возмущенным уголком, рот плаксивоискривился – палец-целитель, конечно, болел. Стиснув зубы, чтобы не заплакатьот жалости, Марьяна взяла его на руки: теперь льняная голова привычно скатиласьна ее плечо. Санька вздохнул, засопел ровно, протяжно…

– Его нужно помыть, – властно сказала Марьяна, поворачиваяськ Абделю, который смотрел на нее, вытаращив глаза. – Ты что, русского языка непонимаешь? Ах, вот же черт! – спохватившись, она повторила все по-английски, новыражение лица Абделя не изменилось.

– Чего уставился? – вызверилась Надежда, вмиг обретаядушевное равновесие. – А чтоб тебе на нос – понос, на задницу – насморк! Плюньты на эту черную образину, пойдем, покажу, где ванная.

Это уже было явно адресовано Марьяне.

– У нас зиндан со всеми удобствами, – невесело пошутилаНадежда, препровождая ее в роскошную ванную: сплошь розовый мрамор и мельхиортам, где в нормальных домах кафель и никель или хром. А может, это и вовсе былосеребро!.. В санузле, достойном голливудской дивы, имелся только одиннедостаток: в нем отсутствовало даже самое маленькое окошко.

Надежда, перехватив разочарованный взгляд Марьяны, кивнула,злобно оскалясь:

– Хоть сквозь канализацию просочись! А под окном в комнатехари черномазые торчат. И рожи самые отчаянные. Но добралась бы я до них… ох,как добралась бы!

Она с таким ожесточением принялась мылить и тереть описанныеСанькины шорты, словно это была шея одной из харь (или рож), до которой Надеждевсе-таки удалось добраться.

– Ты представляешь, где мы находимся? – быстро спросилаМарьяна, стараясь удержаться от заразительного ожесточения, обмывая под душемподопревшую Санькину попку.

– Едва-едва, – отозвалась Надежда. – Нас вырубили газовойгранатой, так что очухались, когда уже к воротам этой хавиры подъехали. Вдобавокнам всем завязали глаза. Но пара-тройка мыслей все-таки имеется. Мнеприходилось бывать в Херсоне, там степи все сплошь в курганах. На этих курганахотзвуки шагов по земле слышатся необычайно гулко. Здесь, я заметила, звук такойже.

– Откуда же в центре пустыни курганы? – удивилась Марьяна,осторожно оборачивая Саньку мягким розовым, с серебристой нитью полотенцем.

– А где ты видела пустыню? – в свою очередь удивиласьНадежда, принимаясь выкручивать шорты.

– Привет! Меня везли сюда часа три, самое малое! Понятно,что вокруг должна быть голая пустыня.

– Ну да, а это – живописный оазис! – ядовито отозваласьНадежда. – Или вовсе мираж. В том-то и дело, что мираж. Возить-то можно хоть доскончания бензина – скажем, по кольцевой, вокруг Каира. Помнишь, как в Абудабиина сафари ездили?

Абудабией Надежда называла все Объединенные АрабскиеЭмираты, хотя отдыхали они (перед приездом в Египет) совсем не в Абу-Даби, а вШардже. Однажды Виктор заказал для своей семьи экзотическое развлечение –поездку на сафари. Подъехали два сверкающих белизной джипа (в Эмиратах всемашины новехонькие, не старше двух лет, и по большинству белоснежные) сразвеселыми неграми за рулем – и ринулись в пустыню, оказавшуюся в часе пути. Апотом еще час машины скакали по барханам, то вставая на дыбы, то зарываясь впесок носом, то юзом съезжая, лишь чудом не сваливаясь, по крутому,осыпающемуся склону песчаного холма, то заваливаясь на бок и выходя из виражана одном колесе… Поездочка была еще та. Марьяну укачало уже через двадцатьминут, и только отличные кондиционеры да стыд перед хохочущим от восторгаСанькой не давали ей скиснуть.

Потом, уже глубокой ночью, после наперченного ужина внастоящем караван-сарае, катания на меланхоличном верблюде и созерцаниянепременного танца довольно тощего живота, они вновь погрузились в джипы… иоказались в отеле через полчаса. Непроезжая дорога, глухая пустыня – это всеоказалось дорогостоящей липой для туристов.

Марьяна так и ахнула. Ну конечно! И тут – липа! Она жевидела, выйдя из машины, зарево большого города на горизонте. А курганы? Ивпрямь вокруг Каира полно таких странных гулких холмов. Неужели Абдель и Салехпросто гоняли по кругу, чтобы заморочить голову пленнице? И это им вполнеудалось – особенно если учесть, в каком та была состоянии.

– Очевидно, этот Рэнд – очень состоятельный человек, –сказала она. – Я слышала лай множества собак! Наверное, тут по периметру черезкаждый шаг охранник с собакой.

– Я тоже так подумала, – кивнула Надежда, развешивая шортына серебряно сверкающей трубе отопления. – Сначала. А потом прислушалась ипоняла, что лай доносится не со всех сторон, а только с одной. И это значит –что?

– А что? – Марьяна замерла, тихонько баюкая Саньку. Он дажене проснулся, даже звука не издал во время мытья. Да, сейчас рядом с ним хоть вбарабан грохочи, хоть в трубу труби: будет спать чуть ли не сутки.

– Как это – что? – удивилась ее тупоумию Надежда. – Значит,все собаки содержатся в одном месте! То есть…

Она снова многозначительно примолкла, но Марьяне сейчас былоне до «Угадайки».

– Да говори ты скорее, – едва ли не рявкнула она. – Сейчаснас погонят отсюда!

И как в воду глядела. Надежда рта не успела открыть, как вдверь просунулась круглая голова Абделя.

– Извините, – сказал он, вопросительно поглядывая наМарьяну. – Но у меня приказ… Не могли бы вы уже выйти?

– Hе могли бы! – отрезала Марьяна, осторожно передаваяСаньку Надежде. – Уложи его попросторнее. А мне помыться надо – умираю!