– Ты любишь её?

– Не знаю.

– А она тебя?

– Думаю, да.

– Как часто ты её бьёшь?

Растрёпка замолчал.

– Отвечай быстрее, – строго приказала доктор Эшлей.

– Два-три раза в месяц.

– Обращалась ли она в полицию?

– Нет.

– Есть ли ещё люди, над которыми ты совершаешь насилие?

– Да это не насилие, доктор! – Растрёпка вдруг сделался жалким, его прошиб пот, – это самооборона!

– В чём жена виновата перед тобой? Тоже бьёт тебя?

– Она не уважает меня, а мужчину нужно уважать. Я не позволю женскому полу… – Растрёпка умолк, задумавшись.

– В чём проявляется неуважение? – доктор Эшлей неуклонно продолжала интервью.

– Она не слушается меня. Всегда делает по-своему. А когда я её начинаю критиковать, оскорбляет меня.

– И что же делаешь ты? – доктор Эшлей что-то стремительно писала странным, едва похожим на письмо почерком в своём блокноте.

– Душу её, – выдохнул Растрёпка.

– Как? Подробнее, – спокойно, будто в том, что она услышала, не было ничего необыкновенного, приказала доктор Эшлей, не поднимая глаз от блокнота.

– Пару раз руками и один раз подушкой. А раньше я её просто бил по лицу, – на душе у Растрёпки сделалось очень муторно. Его взяла бессильная злоба на жену, вот уж кто подведёт под монастырь! Сначала эта ведьма доводит его, а потом ещё и заставляет сознаваться во всём чужой бабе.

– Ещё подробней, – Джоан Эшлей вновь прервала ход его мыслей.

– Я уже всё сказал, – очнувшись, Растрёпка посмотрел на Джоан. Она продолжала невозмутимо писать в своём блокноте.

– Почему подушкой? – поинтересовалась доктор Эшлей таким тоном, словно речь шла о ловле форели.

– Мне не хотелось видеть её глаза, – честно признался Растрёпка.

– Довольно. Теперь давай немного поговорим о твоём детстве, – к огромному облегчению Растрёпки психологша резко сменила тему на очень удобную. Сейчас ей можно будет рассказать о том, как отчим гонялся за матерью по тесной киевской двушке, как, настигнув, одним ударом сбил её с ног и принялся душить. Загорелые, волосатые руки отчима на белой материной шее. Девятилетний Растрёпка хватает на кухне нож и со всей мочи, двумя руками всаживает в спину ненавистного отчима, чуть выше поясницы. Нож гнётся, отчим отпускает мать и, охнув, как баба, садится на пол, застеленный пёстрым узбекским ковром. Кровяное пятно расползается по серой футболке, турецкой подделке под «Шанель». Мать выкрикивает: «Доди! Родной мой» и бросается на колени перед отчимом, хватая его за полные, обтянутые светлыми джинсами ляжки. «Что ты стоишь, зверёныш? Скорую вызывай, он кровью истекает!» – с неожиданной злобой она кричит остолбеневшему Растрёпке. Как, зверёныш? Ведь он защищал её.

Это предательство матери простить было невозможно.

Доктор Эшлей ставит на полях блокнота ещё две закорючки – «С» и «Т», обозначив детскую травму в анамнезе.

– Прежде, чем мы расстанемся сегодня, я хочу, чтобы ты понял, что в твоих поступках есть доля твоей вины, но она меньше, чем ты думаешь. – вкрадчивым голосом произнесла Джоан, глядя на Растрёпку, как добрая волшебница смотрит на расшалившегося малыша, – в твоей жизни были люди и события, которые позволили насилию стать частью твоего мира. Для того, чтобы тебе понять и принять существование другого мира и иной системы ценностей, потребуется довольно длительное время, и одной мне не под силу такая перемена. Однако, я могу помочь тебе научиться контролировать твои импульсы. Думаю, за шесть месяцев мы управимся. Ты готов поработать над собой полгода?

Растрёпка кивнул.

– Вот и прекрасно. Предлагаю завести дневник. Сегодня у нас четырнадцатое. Как ты думаешь, сможешь ли ты до двадцать первого ни разу не ударить свою жену?

– Наверное, да, – неуверенно ответил Растрёпка, смущённый тем, что с ним разговаривают как с ребёнком.

– Тогда пиши вот тут, – доктор Эшлей протянула Растрёпке блокнот со своими растянутыми по строчкам непонятными каракулями, которым полагалось быть буквами, – «обязуюсь не бить в период с 14 по 21 включительно». Растрёпка повиновался, подвинувшись к психологше. Близость платиновых волос и запах фруктовых духов Джоан взволновала его. По привычке фантазировать, он мгновенно представил себе, как хватает эту старую фею, разрывает её капроновые колготки, добравшись до заветного тёплого и влажного места, усаживает Джоан на себя, прямо на этом матерчатом диванчике и, крепко держа за талию, не отпускает, пока его члена не разрядится мощным залпом внутри её тоненького эльфийского тельца.

– Готово? – спросила Растрёпку фея своим нежным голосом, протягивая руку за блокнотом и ручкой.

– Закончил, – чуть сдавленно произнёс Растрёпка и отдал её блокнот, но, не сразу, а задержав, и, при этом дерзко глядя в глаза Джоан своим заблестевшим от желания взглядом.

Доктор Эшлей невозмутимо выдержала этот взгляд, от неё повеяло холодом.

– Вы очень красивая, – добавил Растрёпка, чтобы сгладить неловкость.

– Увидимся через неделю, – ответила Джоан, не приняв комплимента. Когда наружная дверь захлопнулась за Растрёпкой, Джоан подняла телефонную трубку и набрала номер своего мужа.

– Джорджи, милый, мне нужно с тобой поговорить по поводу одного психопата. Антисоциальное расстройство личности и синдром нарциссизма, множество вавок в анамнезе, пришёл сдаваться как домашний мучитель. Признаться, я совершенно обескуражена этим типом.

– А сколько занятий ты уже провела? – голос мужа звучал ровно, это немного успокоило Джоан.

– Сегодня было первое.

– Предложи ему перевестись ко мне, я сделаю из него человека без особого вреда для собственного здоровья.

– Я боюсь, он не согласится. Мужчине он не станет признаваться, доверия к отцу у него нет. Он хочет нажаловаться мамочке, и, чтобы она его приласкала. Он заинтересовался мною как женщиной, я серьёзно обеспокоена этим.

– Дорогая, только слепой не заинтересовался бы тобою как женщиной, да и тот был бы очарован грацией движений и ароматом волос. Давай обсудим дома, – Джордж повесил трубку.

Крепко сжимая телефон, Джоан подошла к окну и осторожно выглянула в щель между рамой и всё ещё закрытыми жалюзи. Растрёпка стоял у своего автомобиля, конечно же, спортивного типа. Он оживлённо разговаривал по телефону, в левой руке дымилась сигарета.

«Левша. Как же я не обратила на это внимание, когда он писал…» – с тревогой подумала Джоан. Она напрягла память и вспомнила, что Растрёпка, действительно, черкнул в блокноте левой, хотя, волосы поправлял правой рукой.